Патриот русской бани: из прокуроров в пастухи

Как мы уже сообщали, известный владимирский судмедэксперт и писатель Марк Фурман стал победителем всероссийского конкурса «Банная культура – традиции славян» в номинации «Банный фольклор». Его рассказ «Патриот русской бани: из прокуроров в пастухи» признан лучшим. Мы решили опубликовать это произведение на страницах нашей газеты.

Я сидел на скамье у своего деревенского дома, что в селе Берково, задумчиво глядя на окружающий мир. Рядом томик стихов Маршака, листы бумаги с черновиками, пачка сигарет. Взор устремлен на колодезный сруб, что в метрах пятнадцати передо мной, сбоку из-за козырька крыши показалась желтоватая клякса раннего утреннего солнца.

Припекает… Собираюсь перебраться в тень под защиту старой липы, как вижу: по пыльной дороге вереницей потянулись к лесу с десяток коз и две одинокие коровы, ставшие раритетами в этом селе. Коровы брели последними, вслед за ними показалась фигура пастуха. Что-то знакомое почудилось мне в его обветренном загорелом лице. Я привстал со скамьи, надел очки… В одной руке у пастуха был длинный гибкий кнут, в другой – редкая нынче «Спидола», из которой резал жаркий воздух голос Высоцкого. То была дерзкая «Охота на волков», будто по случаю подобранная к сопровождению козье-коровьего стада, направлявшегося к лесу.
- Не узнаешь, Марк? – неожиданно прокричал пастух. – Егоров я Генка, из прокуратуры. Вставай, прошвырнись с нами до опушки.

Пока я собирал со скамьи свои пожитки, Геннадий поправлял выцветшие до цвета серой дороги стоптанные сандалии. За тот десяток минут, что шли до края села, а не виделись мы с Егоровым лет десять, не меньше, успели, перебивая друг друга, поговорить о жизни, договорившись вечером встретиться у него дома и попариться в бане.

Дело в том, что в девяностых Геннадий Егоров работал старшим следователем Камешковской райпрокуратуры, и нам часто приходилось пересекаться по разного рода криминальным делам. Следователем Егоров был думающим, я бы отметил – выше среднего уровня. Вел дела по убийствам, по линии Генпрокуратуры на целых два года был отозван в следственную бригаду, откомандированную в Северную Осетию. Это обстоятельство, отрыв на долгое время от семьи, сказался на его служебной карьере. Егоров начал пить, развелся с женой. И хотя профессиональный уровень его оставался достаточно высоким, после нескольких строгачей его уволили из прокуратуры. Ближе к вечеру мы с моим другом, профессором – психологом Валерием Зобковым, приехавшим на выходные, отправились к Егорову. Дневная жара чуть спала, закатное солнце, играя в прятки, мелькало меж редких берез. Спускаясь тропой к железнодорожным путям, увидели, как хищной птицей бесшумно пронеслось над землей длинное серое тело «Сапсана», в мгновенье ока скрывшееся вдали.

- Поезд для новых русских, – констатировал Зобков. – Говорят, в нем и инфракрасная парная кабина есть. Хотя она, эта суперкабина с сеансом на полчаса, вряд ли потянет в сравнении с рядовой сельской банькой. Как та же неторопливая электричка даст фору всем скоростным «Сапсанам»…

Что и говорить, парная в самый разгар лета, при температуре под тридцать, замечу, ничем не уступает той же мужской утехе в лютые морозы. Так, на лирической волне, не без колебаний, памятуя о прошлых подвигах Егорова, но все-таки зашли в магазин. Взяли любимую Зобковым «Старку», пару пива, круг краковской, почувствовав себя лучше и увереннее.

Банька у Егорова оказалась отменной. Парились тяжелыми и просторными дубовыми вениками, схожими по силе удара с бейсбольной битой. После нескольких заходов, отдышавшись и передохнув, расположились в тенечке на веранде, соорудив нехитрое мужское застолье. Огород у Геннадия оказался богатый: лук, помидоры, пупырчатые мелкие огурчики – все свое. Выпили по рюмке-другой «Старки» за хозяина, парную, что-то еще. Тут и пошли разговоры. Не без грусти выслушали мы с Зобковым полный горечи рассказ о судьбе бывшего следователя прокуратуры.

После того как Геннадий выпал из государственной службы, ему немало пришлось пережить. Он выращивал бычков на продажу, заготавливал дрова для вдов и старух, столярил, поставил на селе несколько бань, летом пастушествовал – словом, не чурался никакого труда. Из своих скромных заработков помогал дочке, обосновавшейся в Москве. Вот тут меж заботами, как-то случайно заглянув в свою ставшую ненужной трудовую книжку, Геннадий подметил, что при увольнении ему не хватило до пенсионного прокурорского стажа каких-нибудь восьми месяцев.

- Когда я узнал об этих месяцах, то припомнил, что свою службу на Северном флоте проходил в соединении атомных подлодок, где год засчитывался за полтора, - взволнованно начал Геннадий. – Сохранились у меня нужные документы, военный билет. Иду в прокуратуру, в отдел кадров. Там подняли архивные документы, с учетом моего морского прошлого произвели расчеты. Оказалось, до положенного выхода на полный пансион не хватает всего полутора месяцев.
- Да-а-а, – протянул Зобков. – Ситуация… И что же дальше?
- А дальше вот что, – продолжил Егоров, для вдохновения разлив по рюмкам остатки водки. – По совету давнего приятеля, еще работающего в нашей райпрокуратуре, пошел на прием к прокурору области. Прошу в виде исключения восстановить меня в органах на несколько месяцев, согласен на любую работу. Хоть следователем, хоть помощником. И в категорической форме получил отказ.

Когда уже вечером, после парилки, с Валерием Александровичем возвращались в Берково, то по ходу вернулись к рассказу Геннадия.
- Вот она, судьба человека, – не без горечи произнес Зобков, один из ведущих специалистов в России по проблеме психологии отношений и по совместительству настоящий парной профессор. – Ну, пожалели бы, приняли этого непутевого Генку на временную работу, глядишь, и выправился бы человек. Все-таки прошлое у него достойное, не срослось…

Неделю я ходил в раздумье. А как созрел, позвонил прокурору области, которого неплохо знал. Выслушав мой на эмоциях сбивчивый рассказ о Егорове, государственный советник юстиции (это звание соответствует генеральскому) попросил перезвонить. Прошло несколько дней, вновь звоню.

- Мы ничего изменить не можем, – сухим бесстрастным голосом вещает мой собеседник. – Прокуратура не синекура (курица, несущая золотые яйца, с латыни. – Прим. автора). И учтите, Егоров сам виноват в своих невзгодах…

Спустя несколько секунд раздались гудки. На другом конце провода положили трубку… И вспомнились тогда коллеги моего собеседника, бывшие до него владимирские областные прокуроры. Светлой памяти Виктор Иванович Царев, Павел Михайлович Дроздов, его зам., прошедший всю войну от звонка до звонка и чем-то внешне напоминающий писателя Виктора Астафьева, Владислав Олегович Колотилов. Мне кажется, они, при всей суровости своей профессии, уважении к закону, поступили бы иначе…

Потом я с десяток раз, иногда вместе с Зобковым, вновь парился у Егорова. Геннадий и он знали толк в русской парной. Баню обычно топил сам хозяин, а профессор, в молодости серьезно занимавшийся десятиборьем, обладал редкой выносливостью, весело с шутками, прибаутками мог отпарить и пятерых.
Геннадия Егорова, с его изломанной, покореженной жизнью судьбой, уже несколько лет как не стало. Запомнился мне он настоящим патриотом русской бани, эдаким сельским Высоцким с гремящей «Спидолой» и кнутом в руках, бредущим в стоптанных дорожного цвета сандалиях за пугливыми беспокойными козами.

Марк ФУРМАН