Насельники странноприимного дома

В бывший странноприимный дом семья Волковых переехала в 1943 году, когда Лиле было три года. До этого они жили на улице Пугачева, у родственников. Комната, которую они занимали,  зимой сильно промерзала, и у Лили началось воспаление ноги. Врачи сказали маме, что если они не переедут в теплое сухое помещение, девочка на всю жизнь останется инвалидом.
Мама, Елена Николаевна, работала учительницей в школе, и когда перед началом учебного года на педагогической конференции председатель
облоно предложил помянуть всех погибших на фронте, она расплакалась. «О чем плачете?» - спросил молодую женщину начальник, и она рассказала, что дочка вот-вот ножку потеряет, если не переехать в сухое помещение. «Вы ведь вдова, муж на фронте погиб?» - уточнил председатель облоно, и вскоре их поселили в десятиметровую комнатку в стене Успенского собора, в бывшую кухню бывшего странноприимного дома. В комнате даже печки не было - она отапливалась за счет соседской, а окна кельи выходили на Клязьму. Мебель была самая незамысловатая - столик, полка, кровать. Готовили на керогазе, стирать ходили в Нижние бани.
Для мелких бытовых нужд в конце общего коридора был кран с водой, до которого частенько приходилось добираться на ощупь - кто-то воровал лампочки. Стены в коридоре были такие толстые, что когда окна, выходившие к стене собора, засыпали землей для укрепления фундамента храма, в проеме образовалась кладовка - туда помещалась бочка капусты. Под кельями тянулся длинный подвал, где стояли огромные сундуки для овощей. Если человек даже с керосиновой лампой углублялся внутрь хранилища, то он исчезал из виду - таковы были размеры этого подвала.
Всего в кельях, построенных владимирским купцом-благотворителем для приюта странников, в новое, уже советское, время жили больше полутора десятков семей. И еще монахини - тетя Лиза,  тетя Паша и еще одна матушка. На жизнь они зарабатывали шитьем одеял на специальном станке. Тетя Лиза была плотного телосложения, очень добрая и сильная. Хлопоча по хозяйству, она носила брата Леву в фартуке, вместе со щепками для самовара. Тетя Лиза окрестила Лилю и ее сводного брата. Она водила детей причащаться в собор, что очень нравилось Лиле. В храм в то время молящихся приходило немного. Но на все Господни праздники были крестные ходы, и она во всех них участвовала.
В числе соседей был дядя Яша, иподьякон Успенского собора, и еще немка, женщина лет пятидесяти, очень добрая. Когда немцев начали в конце войны выселять в Сибирь и в Казахстан, она, предчувствуя, что вот-вот «заберут», устроила для детей перед Новым годом елку и всем надарила подарков. И вскоре исчезла…
Город в то время выглядел совсем иначе. На площади перед Успенским собором в войну расстилали плащ-палатки и сушили зерно. Когда появился первый автобус, это было для владимирцев дивное диво. Большая Московская (в то время именовавшаяся улицей III Интернационала) была вымощена булыжником, и по ней пастухи гнали стадо коров за Клязьму. Зимой дети катались с Годовой горы на санках, доезжая чуть не до железной дороги, и  вместе со взрослыми спускались на больших санях…
Между Успенским храмом и Соборной площадью, спиной к золочёным куполам, стояла статуя баскетболиста. Бытовала шутка, что баскетболист кидает мяч в Ленина - в памятник возле банка. А  центр смотровой площадки на Пушкинском бульваре украшала статуя женщины со стоящим у нее на коленях мальчиком. До того, как построили путепровод над Ерофеевским спуском, на этом месте располагался рыбный магазин. Когда в нем появилась дотоле не знакомая владимирцам рыба камбала, куда более дешевая, чем привычная треска, за спиной у Лили, возвращавшейся домой с продуктами, раздавались смешки: «Интеллигенция-то кошачью рыбу ест».
В 1961 году, когда Хрущев отправлял под снос старину и строил малогабаритное жилье,  насельникам странноприимных келий дали отдельные квартиры, но ни семья Лидии Георгиевны, ни их соседи не радовались новоселью. Коммуналка без удобств в святом месте в центре города и отдельная квартира на проспекте Ленина, с той же жилой площадью, пускай и при кухне и удобствах, казались неравноценными. А еще соседи не хотели разлучаться друг с другом. «В раю я жила, и потому мы не хотели из этого рая выезжать. Этот дом мне потом долго снился - с арочными окнами сантиметров на 30 ниже земли, и с кустом желтых роз, который позже погиб. Летом наши огородики утопали в цветах - в золотых шарах, рыжих лилиях. Весь забор, окружавший кельи, был увит хмелем. У нас был единый большой организм, а его разрезали на клеточки. Таких дружеских отношений, как здесь, больше нигде не было», - объясняет Лидия Георгиевна.
Монахини до 1961 года не дожили, они исчезли как-то незаметно.
Автор: Кира МАРТОВА.