Катастрофа 41-го: когда мы узнаем всю правду об этом?

Прошло 70 лет с начала Великой Отечественной войны. Но на вопрос, почему советская армия оказалась фатально неготовой к отражению агрессии нацистской Германии, кто в этом виноват, исчерпывающего ответа до сих пор нет.

На протяжении нескольких десятилетий советская идеологическая машина убаюкивала общественное сознание сказками о «временных неудачах» Красной Армии на начальном этапе войны. Однако исследования многих историков и публицистов показали, что за стыдливой формулировкой «временные неудачи» тоталитарный, а затем авторитарный коммунистический режим более 50 лет скрывал жестокую правду о беспримерной в истории ХХ века военной катастрофе Красной Армии (РККА).

Уже утром 22 июня было понятно, что совершенно неожиданным и шокирующим для политического руководства страны и высшего военного командования стал не столько сам факт агрессии нацистской Германии, сколько масштаб ударов вермахта. Позднее маршал Г. К. Жуков, возглавлявший тогда Генеральный штаб РККА, признается: «Внезапный переход в наступление в таких масштабах… то есть характер удара, во всём объёме нами не предполагался». И это при том, что в Генштабе и в Политбюро знали, что, начиная с февраля 1941 года, нацисты под разными предлогами открыто сосредоточивали и разворачивали вдоль границ с СССР огромное количеств войск и боевой техники… На что же надеялись хозяин Кремля и Наркомат обороны? Почему не принимали ответных, как теперь принято говорить, симметричных мер? Версии на этот счёт выдвигают все, кому не лень, причём строятся они в зависимости от политических пристрастий авторов, их личных симпатий и антипатий, из года в год пересказываются давно известные факты, на основе которых невозможно до конца понять трагедию Красной Армии и всего советского народа, произошедшую летом 1941 года. А новых, более достоверных данных нет - они по-прежнему скрываются от общественности в спецхранилищах под грифом «секретно». И трудно понять, с какой целью это делается и кому это на руку.

Установлено, однако, что в тот же день, 22 июня, обнаружилась ещё одна стратегическая ошибка Сталина и подчинённого ему командования РККА. Свой главный удар вермахт нанёс не на украинском направлении, как считал вождь, а на белорусском, чтобы сразу вывести ударные армии группы «Центр» на маршрут Минск - Смоленск - Москва. «И. В. Сталин был убеждён, что гитлеровцы в войне с Советским Союзом будут стремиться в первую очередь овладеть Украиной… - вспоминал маршал Г. К. Жуков, - никто тогда и не думал сомневаться в его суждениях и оценках обстановки. Однако в прогнозе направления главного удара противника он допустил ошибку».

В том, что Сталин допустил эту чудовищную ошибку, ничего удивительного нет. Он рассуждал, прежде всего, как политик, но не как военный стратег. Сам же Жуков впоследствии напишет: «До Сталинградской битвы И. В. Сталин практически слабо разбирался в вопросах военной стратегии и ещё хуже в оперативном искусстве. Слабо разбирался и в организации современных фронтовых и ещё хуже армейских операций».

На первой, но далеко не последней катастрофе Красной Армии, наложившей трагический отпечаток на весь ход борьбы советского народа с немецкими захватчиками, мы и остановимся подробнее.

К исходу первого дня войны советская армия потеряла в приграничных сражениях 1200(!) самолётов. Из них 738 было потеряно в одном Белорусском военном округе (Западный фронт), по которому, повторимся, враг нанёс главный удар. Немцы уничтожили или взяли в качестве трофеев почти 60 процентов от всех боевых самолётов, имевшихся в округе на 22 июня. Большинство самолётов (528 единиц), среди которых было немало таких, которые по своим тактико-техническим и боевым характеристикам не уступали лучшим немецким машинам, уничтожено не в воздушных боях, а на аэродромах. Многие из них не были заправлены горючим, значительная часть недавно поступивших самолётов ещё не была закреплена за пилотами. Некоторые лётчики, успевшие поднять в воздух свои машины, не знали, как вести себя: то ли вступать в бой с фашистами, то ли «не поддаваться на провокацию», то есть уклоняться от боя, поскольку чёткого приказа на этот счёт ещё не имели. Покружив в воздухе минут 40-50, они приземлялись на уже атакованные фашистами аэродромы и повторно попадали под бомбёжку и даже под гусеницы прорвавшихся вражеских танков.

Практически ни одна контрнаступательная операция советских войск, из спешно разработанных в Москве в режиме импровизации к вечеру 22 июня, не увенчалась успехом. Хуже того, практически все механизированные корпуса, участвовавшие в контрнаступлении, были уничтожены или рассеяны противником. Например, только один полностью укомплектованный 6-й мехкорпус Западного фронта, участвовавший в контрударе, насчитывал 1022 танка. Казалось бы, перед такой силищей не могла устоять ни одна армия группы «Центр». Но вышло всё наоборот. Из-за бездарного планирования и проведения контрудара генералами, с упрямством, достойным лучшего применения, использовавшим одну и ту же губительную тактику - лобовую атаку, полного отсутствия прикрытия с воздуха, острейшей нехватки горючего и боеприпасов, мощнейший механизированный корпус, не выполнив боевой задачи, прекратил своё существование. Танкисты сами уничтожали свои безжизненные машины и отступали. Значительное количество танков досталось немцам в исправном состоянии. Из этого сражения советским бойцам удалось вывести только 50 боевых машин. Ответный удар, задуманный в Москве без учёта сложившейся на фронте обстановки, о которой в первый день войны, да и в последующие тоже, мало что было известно генштабу и Сталину, привёл к катастрофе. Только один Юго-Западный фронт в ходе этого контрудара потерял 2648 танков. «…на 1 августа Юго-Западный фронт не имеет в своём составе механизированных соединений как боевых сколоченных единиц…» - говорилось в шифровке, отправленной в те дни в наркомат обороны. Такая же судьба постигла механизированные корпуса Западного и Северо-Западного фронтов. Всего в начальный период войны Красная Армия потеряла, по самым скромным подсчётам, 11703 танка, немцы - 1500.

Впрочем, советское руководство во главе со Сталиным погубило тогда не только «разящий меч» Красной Армии - грандиозную танковую армаду, но и «крылатый щит» Родины - ВВС, которые тоже создавались ценой невероятных усилий всего народа.

Катастрофически не хватало полевых аэродромов, на которых ещё можно было по частям рассредоточить авиацию округа, горючего для самолётов, которые, по идее, даже в мирное время круглые сутки должны были находиться в состоянии повышенной или полной боевой готовности. К этому можно добавить то, что ВВС, как и вся Красная Армия, находились в стадии реформирования и модернизации. Однако обновление машинного парка авиационных полков и дивизий проходило не так быстро, как этого требовала обстановка, подготовка и переобучение лётного состава тоже затягивались.

По этой причине к началу войны часть самолётов ещё не была закреплена за лётчиками. Следует сказать и о том, что после чудовищного разгрома командного состава, устроенного Сталиным в 1937-1938 годы, ВВС, так же, как другие войска РККА, накануне войны остались без опытных командиров. Полками и дивизиями стали командовать вчерашние командиры взводов, рот и эскадронов, дивизиями - недавние командиры батальонов… Это были смелые, мужественные и преданные своему делу люди, но без оперативного мышления, опыта планирования боевых операций и управления войсками в сложных условиях. А страшные уроки, которые вождь совсем недавно «преподал» командному составу, напрочь отбили охоту проявлять инициативу, принимать решения без предварительного указания «сверху».

Это в полной мере можно отнести и к командованию Белорусского особого военного округа. Отмобилизованные и развёрнутые войска группы армий «Центр» стояли в 15-30 километрах от советской границы и ждали приказа на вторжение, немецкие солдаты, уже не таясь, дразнили наших пограничников: «До скорой встречи, Иваны, на вашей земле!». Командующий округом Д. Павлов был осведомлён об этом и, как позже вспоминал бывший начальник оперативного отдела штаба Западного военного округа генерал-майор Б. Фомин, неоднократно возбуждал вопрос перед наркомом обороны о передислокации войск округа из глубины в приграничный район. Однако четыре стрелковые дивизии в намечаемые районы так и не вышли - война их застала в самом начале похода. Павлов также просил занять полевые укрепления вдоль границы. Ему не разрешили этого сделать, чтобы не провоцировать немцев. До начала войны оставалось 2 дня…

Отсутствие у советских командиров стремления принимать ответственные решения без указания сверху поражали даже немцев. Мосты через Буг, по которым они на рассвете 22 июня без проблем переправили на советский берег пехоту, танки, орудия и другую технику, не были подготовлены к взрыву. Ни на одном направлении предполагаемых ударов противника не были созданы минные поля. Не была усилена охрана линий связи, которую немецкие диверсионные группы начали выводить из строя ещё до начала боевых действий. Пограничники встретили противника огнём только из стрелкового оружия - другого у них не было.

Весьма показательными в этом смысле являются воспоминания бывшего начальника штаба 4-й армии вермахта генерала Гюнтера Блюментрита. «Напряжение в немецких войсках непрерывно нарастало. Как мы предполагали, к вечеру 21 июня русские должны были понять, что происходит, но на другом берегу Буга перед фронтом 4-й армии и 2-й танковой группы, то есть между Брестом и Ломжей, всё было тихо. Пограничная охрана русских вела себя как обычно... В 3 часа 30 минут вся наша артиллерия открыла огонь. И затем случилось то, что показалось чудом: русская артиллерия не ответила. Только изредка какое-нибудь береговое орудие открывало огонь. Через несколько часов дивизии первого эшелона были на том берегу. Переправлялись танки, наводились понтонные мосты, и всё это почти без сопротивления противника».

Почему же молчала артиллерия Белорусского особого военного округа? Потому что она отсутствовала в районе начавшихся боевых действий. За несколько дней до вторжения фашистских войск по приказу его командующего Д. Павлова вся она была выведена далеко в тыл на плановые учебные стрельбы. Иными словами, западные рубежи страны остались без прикрытия артиллерии. Спрашивается, куда же смотрели нарком обороны С. Тимошенко и начальник генштаба Красной Армии Г. Жуков? Не может быть такого в принципе, чтобы Павлов не согласовал с ними вопрос о снятии с боевого дежурства всей артиллерии округа и отвода её в летние лагеря.

Подведём итоги. Битва за Белоруссию, или, как её называют историки, «вторая битва на Калке» длилась 18 дней. Войска Западного фронта, на 22 июня 1941 года насчитывавшие около 700 тысяч солдат и офицеров, потерпели сокрушительное поражение. 29 июня командующий фронтом генерал-полковник Д. Павлов был отстранён от должности, арестован и доставлен под конвоем в Москву. Вскоре по решению суда военного трибунала он и другие генералы Западного особого военного округа, а также несколько комкоров и комдивов будут расстреляны. Диктатору Сталину, единолично правившему огромной страной и поднаторевшему на организации «мероприятий» по устрашению и истреблению собственного народа, к примеру, в годы большого террора, превращению его в «лагерную пыль» и послушно-безвольную биомассу, не хватило ни «мудрости», ни «железной воли», чтобы защитить народ от вторгшихся банд иноземных убийц, грабителей, насильников и рабовладельцев, за которыми стоял другой диктатор - Гитлер.
Фото с сайта ushmm.orgАвтор: Юрий Луговой