«Я познакомлю тебя с Андреем»

1 июня ушел из жизни выдающийся российский поэт Андрей Вознесенский. С Владимирщиной его связывало многое: и родословная, корни которой легко отыскать в Муроме и Киржаче, и выпуск первого сборника «Мозаика», и друзья-коллеги по стихотворному цеху. Одним из таких друзей был ныне покойный владимирский поэт Марат Виридарский. Вознесенский принимал живейшее участие в судьбе Виридарского, пытался помочь ему встать на ноги после тяжелых испытаний, исковеркавших жизнь этого незаурядного талантливого человека. Тогда же свою судьбу связала с Маратом и автор публикуемых ниже воспоминаний Тамара Николаевна Виридарская. Она, как и многие в те годы, стала поклонницей поэтического творчества новой волны, а также участником встреч и задушевных бесед ставших впоследствии знаменитыми литераторов и уже известных журналистов, писателей. Тамара Николаевна работала технологом на «Автоприборе» и «Электроприборе», редактором отдела научно-технической информации некогда солидной, а ныне исчезнувшей организации ЦПКТБ (проектно-конструкторское бюро). Сама была не чужда литературному творчеству - публиковалась в газетах «Призыв», «Комсомольская искра», коллективных сборниках. Предлагаем вниманию читателей фрагменты ее воспоминаний о поэтическом вечере Вознесенского во Владимире и о встречах с ним владимирского поэта Марата Виридарского в Москве.

Поэтический вечер во Владимире
Середина 60-х годов. Словно гром с ясного неба - сообщение о приезде во Владимир Андрея Вознесенского. Наша литгруппа завода «Электроприбор», которую организовал поэт Марат Виридарский при редакции заводской газеты «Сигнал», едва дождалась конца рабочего дня. Собрались у проходной и помчались на улицу III Интернационала (ныне Б.Московская), к старому, уютному и милому сердцу зданию редакции областной газеты «Призыв».

Мы опаздываем. У входа полно людей, а на лестнице - столпотворение. Маленький, с низкой сценой, зал не в силах вместить и половины желающих. Проталкиваемся по праву «своих».

Марат Виридарский с утра уже здесь. Встречал Андрея, помогал в организации вечера. Они - друзья, это всем ясно. Их дружба возникла тогда, когда готовились к изданию во Владимире их первые сборники стихов. Общими добрыми наставниками молодых поэтов были Капитолина Афанасьева (редактор) и Николай Тарасенко (поэт и художник). Вознесенский и Виридарский взяли свои поэтические старты почти одновременно. Их сблизили талант и эмоции. И безумная вера в свою звезду.

Наконец-то мы в зале. Меня замечает Марат, крепко хватает за руку и тащит за собой со словами: «Сейчас я познакомлю тебя с Андреем!»

В другой руке у него - маленький блокнот с нацарапанными буквами. Стихи, конечно. И вдруг он внезапно кричит, обращаясь к Вознесенскому:

- Андрей, в тех стихах, что читал тебе утром, я нашел новую рифму! Потрясающую, новую рифму!

- И новую нимфу? - слышу в ответ.

Андрей Вознесенский. У него удивительно светлое лицо. И улыбка, полная мягкого, теплого юмора. Мы едва успеваем протянуть друг другу руки, как нас разъединяют.

Мне удается занять очень удобное место на подоконнике, откуда все видно.

Вознесенский на сцене. Его можно теперь рассмотреть по-настоящему. Совсем молодой (Сколько тогда ему было? Да, 26!). Стоит в бесшабашной мальчишеской позе, одна рука в кармане узких брюк, в другой - книжка. Легкий светлый свитер, клетчатый пиджак распахнут, что-то яркое на шее. Трогательное выражение лица этакого русского «Иванушки» с доверчивым, почти наивным взглядом. Однако невероятная простота эта оказалась обманчивой, едва поэт начал говорить:
«В век разума и атома
Мы акушеры нового,
Нам участь эта адова
По нраву и по норову».

Чувствуется, как замирает зал, пораженный яркостью поэтического языка, неожиданностью рифм, своеобразием ритма. И это - в сочетании со свойственным поэту, ощущаемым почти физически, зарядом энергии. Вспыхнули и опалили необыкновенные строчки:
«Я Гойя.
Глазницы воронок мне
выклевал ворог,
Слетая на поле нагое...».

У Вознесенского удивительно своеобразная манера чтения. Произносит слова медленно, с очень выразительными ритмическими жестами, выдерживая паузы, что придает словам особую силу и убедительность. У него был сильный голос. Сильный - и, одновременно, мягкий. Голос трибуна.

Он читал много. Стихи из «Мозаики», но больше - из нового сборника «Парабола», только что изданного в Москве. Читал поэмы «Бой» и «Мастера». Разумеется, стихи Андрея Вознесенского вызывали смешанные чувства. Не только восторг и восхищение, было к ним и другое отношение.

Когда закончился вечер, поэт оказался в таком плотном окружении слушателей, засыпанный их вопросами, «обстрелянный» со всех сторон восторгами, нареканиями и претензиями, что я не представляла, как он из всего этого сможет выбраться.

После поэтического вечера Вознесенского во Владимире началось повальное увлечение его поэзией. Особенно среди молодежи. Строчки его стихов, читаемые по памяти, можно было услышать на улице, в троллейбусе, в парке возле танцплощадки, в заводской столовой. И, главное, многие из нас вообще впервые открыли для себя Поэзию.

К московскому другу
Они были друзьями. Андрей Вознесенский и Марат Виридарский. Это бесспорно и очевидно. Их первые сборники стихов - «Мозаика» Вознесенского и «Гармонь и сердце» Виридарского - вышли во Владимире. Им приходили в голову одни и те же мысли, темы, образы. Интеллигентный Вознесенский с «хрустящим дипломом» в кармане и ссыльный уголовник Виридарский, выпускник иного «университета» , - их поэтическое общение органически обогащало друг друга. Без сомнения, их дружба стала значительным событием в жизни каждого. А через год после той памятной встречи Марат Виридарский должен был покинуть Владимир как «неблагонадежный». Однако ему удалось заручиться правом выбора нового места ссылки. И первое, что он делает, - едет к Андрею Вознесенскому.

…В Москве, прямо с Курского вокзала Марат позвонил Андрею Вознесенскому, чтобы договориться о встрече.

Мы остановились у моей двоюродной тёти Юлии Михайловны, которая жила в центре, недалеко от Красной площади. Я представила Марата как мужа: с моим супругом Алексеем тётя еще не была знакома. Впрочем, произошедший вскоре курьёзный эпизод сразу обнаружил тайну наших отношений. У Юлии Михайловны не нашлось третьего фужера, чтобы распить бутылку красного вина за встречу.

- Ерунда, - хладнокровно заявил Марат. - Я буду пить из Томкиной туфли!

Так и сделал, и все стало понятно.

А через некоторое время примчался на такси Андрей Вознесенский. Распахнутый плащ, серый свитер, на шее небрежно завязан цветастый платок. И - неземная, восторженная улыбка. Его сопровождала шумная ватага друзей - поэтов и художников, ещё кто-то. Молодые, весёлые, белозубые, которых ещё никто не знал по фамилиям, лишь по именам, и то сокращённым, они создавали вокруг своего кумира лёгкое столпотворение. Для обсуждения ситуации решено было поехать в более подходящее место.

Надо сказать, что ещё до приезда Андрея мы с Маратом заходили в первый попавшийся пункт организационного набора рабочих на предприятия Севера, Сибири, Дальнего Востока. В то время таких пунктов оргнабора было множество. На вопрос о профессии Марат ответил: газетчик. Газетчики были не нужны. О своей заводской специальности он умолчал.

Андрей Вознесенский изложил свое видение «ситуации». Марат должен жить и работать в большом городе, где существует серьёзная писательская организация, чтобы иметь возможность писать, творить, печататься. Сразу были названы некоторые города, в том числе Новосибирск и Красноярск

Предпочтение отдавалось Новосибирску. Андрей там бывал с выступлениями, имел головокружительный успех, был хорошо знаком со многими поэтами и прозаиками - членами Союза писателей.

Немедленно начались телефонные переговоры с Новосибирском. Андрей представлял Марата Виридарского как друга и талантливого владимирского поэта. С просьбой достойно принять, помочь и т. д.

Однако забыли о главном. Переезд в большие областные и столичные города человеку с таким запутанным уголовным прошлым, как у Марата, совершенно исключен (тогда действовали такие законы - нечто вроде поражения в правах, когда бывшим «сидельцам» запрещали селиться в крупных городах - авт.). У Марата был выбор лишь глухой сибирской или дальневосточной провинции. Но не в Новосибирск же - столицу огромной Сибири! Тут нужно было особое разрешение. Санкции свыше. От кого? От тex, к кому не было доступа ни Андрею Вознесенскому, ни кому-либо другому, будь он хоть трижды талантлив.

Впрочем, заминка была недолгой, «Во имя дружбы, во имя Поэзии» - лозунг программы действий. Необходимо срочно найти посредника, помощника, который был бы вхож в эти высшие сферы, со связями, положением. Одним словом, «свой человек в тех кругах».

Поэты и зять Хрущева
И тогда Андрей развил сумасшедшую деятельность. Осечка только подхлестнула друзей, увеличила заряд их энергии. Два дня они вместе носились по Москве, с кем-то перезванивались, назначали встречи, с кем-то советовались... Были задействованы все друзья Андрея и друзья друзей. Этот круговорот закончился успехом. «Нужный человек» был найден!

Им оказался Алексей Аджубей, главный редактор газеты «Известия», зять Никиты Хрущёва. Молодой, на вид лет тридцати пяти, красивый, черноволосый, спортивного вида. Опытный журналист, писатель, в душе - поэт и романтик. Как и большинство молодёжи, Аджубей проявлял огромный интерес к поэзии Вознесенского, Евтушенко. Ахмадулиной.

Встреча состоялась в редакции в нерабочее для Аджубея время. Андрей вёз свои новые стихи и недавно вышедший сборник «Парабола», Марат захватил поэму. Аджубей дал слово сделать всё, что в его силах. Возможно, он сильно рисковал и карьерой, и положением, и ещё кто знает чем...

Заручившись столь надёжной поддержкой, все мы перевели дыхание. И закружились в порыве нахлынувшего лёгкого веселья, в водовороте интересных встреч и знакомств. Поэты Станислав Куняев, Римма Казакова... В маленьком уютном кафе литературного клуба за одним столиком с нами сидел задумчивый, почти не улыбающийся человек. Под негромкие переборы гитары он пел свои, вроде бы простые, безыскусные, но тонкие и умные песни: «Возьмёмся за руки, друзья. Возьмёмся за руки, друзья…». Булат Окуджава.

Мы познакомились с Беллой Ахмадулиной, которая читала свои стихи с таким вдохновением, что их трудно было понять, о них невозможно было рассуждать - их просто хотелось слушать. В центральном зале Дома литераторов мы увидели «живых» классиков литературы. Андрей Вознесенский, расточая вежливые улыбки, сообщал нам вполголоса: «Седой джентльмен у окна в одиночестве - Степан Щипачев. Величественная матрона у стойки - Мариэтта Шагинян». Знаменитости знали Андрея Вознесенского. Его талант, интеллигентность, умение держать себя были замечены. Отсюда благосклонный взгляд в нашу сторону. В дальнем углу мы сдвинули в ряд три столика, взяли кофе. Вдруг, из откуда-то появившейся папки стали быстро извлекаться листки с машинописным текстом. Склоняясь друг к другу, читали и передавали дальше запрещённые стихи запрещённого поэта Марины Цветаевой. Тогда я прочла их впервые.

Все это было настолько интересным и удивительным, что казалось волшебным сном, теснящим горечь пробуждения.

Отъезд в Новосибирск
…В один из дней снова поехали в редакцию «Известий» к назначенному часу. Мы с Маратом, Андрей и человек восемь наших друзей из группы поддержки. Аджубея разрывали телефонные звонки, которые раздавались из двух аппаратов постоянно и одновременно. Однако он дал нам понять, что должен быть ещё один звонок, последний маленький «штрих» в нашем вопросе, и кивнул на третий, молчащий телефон.

Андрей задержался в кабинете, Марат застрял в дверях, остальные вышли в коридор, расположились на деревянных диванчиках. Я отошла к окну. Этот мартовский день был необыкновенно тёплым. В окнах сверкали и прыгали бесчисленные солнечные зайчики. Я сняла пальто, зелёный цвет которого вызывал у Марата обострение чувства юмора. Он даже выдал экспромт: «Эх, сколько их под клёнами. А всё не то, не то. Тоска моя зелёная - Зелёное пальто».

Позади меня зашумели, задвигались, заговорили. Я обернулась: в дверях стоял Андрей, только что произнесший фразу: «Итак, Новосибирск!» Поднялся невообразимый радостный гвалт. Все смеялись и что-то выкрикивали. Новосибирск! Столица Сибири! Мозг Сибири - академгородок! Здания из стекла и бетона, непуганые звери, ручные белки, «зелёное море тайги» и прочее в духе романтики 60-х годов.

- А ну-ка, по-русски, шапка по кругу! - голос Алексея Аджубея перекрыл все другие голоса. - Молодым на дорогу!

Схватив чей-то головной убор, бросил туда несколько денежных купюр и передал его другим. В эту минуту главный редактор столь высокого органа печати, родственник Хрущёва, утратив должную солидность, превратился в простого весёлого парня, обнимающего всех, хлопающего по плечам...

...На вокзале Андрей Вознесенский провожал нас совершенно один. В незашторенных окнах вагона сгущались сумерки. Друзья сидели за узким столиком и пили вино из пластмассовых дорожных стаканчиков. И разговаривали, глядя друг другу в глаза. Уже были сделаны последние звонки в Новосибирск, написаны Андреем несколько коротких писем, записок некоторым знакомым для передачи их лично Маратом, отправлена телеграмма о времени прибытия поезда.

- Вас встретят на вокзале Илья Фоняков и Саша Кухно, - говорил Андрей, - они узнают тебя. Держись Фонякова, его поддержка тебе понадобится. Но дружить ты будешь, конечно, с Сашей Кухно.
Последние советы и наставления. До отхода поезда оставалось совсем мало времени, а они всё говорили и говорили.

- Готовь вторую книгу, Марат.

- Эх, и взовьюсь я, Андрюха!

Уже перешли на стихи. Торопясь и перебивая друг друга, смеясь и жестикулируя, начали читать свои новые, только что возникшие строчки. А это означало, что наговориться им нужна, как минимум, целая вечность. Я стояла и смотрела, как моя дочь, лёжа па второй полке, рисовала цветными карандашами длинный-длинный поезд, чтобы послать рисунок во Владимир бабушке с дедушкой.

На своём сборнике стихов «Парабола» Андрей Вознесенский крупными буквами во всю страницу сделал надпись: «Милым Тамаре и Марату. У вас даже буквы общие - Ромео и Джульетта XX века. До золотой свадьбы. Андрей».

Оставалось всего три минуты. Друзья встали со своих мест. Молча, все трое, мы обнялись.

* * *

Через пять лет Марат Виридарский вернулся во Владимир. В город, где познал сполна всё, что отмерила ему судьба. Взлёты и падения, любовь и разочарования, горечь болезней и одиночества. Он выпустил два сборника прекрасных стихов, которыми восторгались. И... распинали, забрасывая камнями, когда принимали в Союз писателей.

Но он ушёл из жизни победителем. Ибо до последнего часа его не покинула, не изменила ему единственная любовь - Поэзия.
Фото автора.