Зимняя война - Со слов отца, коренного владимирца Василия Ивановича Самсонова, об этой военной кампании, начавшейся 30 ноября 60 лет назад, рассказывает его сын

16 сентября 1939 года перед строем дивизии генерала Рослого, где служил мой отец Василий Иванович Самсонов, коренной владимирец, зачитали приказ перейти границу с Польшей.

Утром 17 сентября дивизия пошла вперед, но, вопреки ожиданиям, никакого сопротивления с польской стороны она не встретила. Поход оказался практически бескровным. Как вспоминал мой отец, только в одном селе с колокольни местного костела неожиданно застрочил пулемет, и тут же один из танков, приданных дивизии для усиления, одним выстрелом из башенного орудия снес колокольню вместе с пулеметом.

А вот с немцами бои в этой кампании имели место, хотя был заключен пакт о ненападении. Дело в том, что сплошной линии фронта не существовало, между наступающими частями Красной Армии из-за несогласованности действий то и дело возникали существенные разрывы. И этим воспользовалось германское командование, войска которого шли навстречу нашим. Целый фашистский конный корпус численностью в пять тысяч сабель, со слов моего родителя, незаметно просочился на контролируемую Красной армией территорию и готовился нанести неожиданный удар с тыла. Советское командование, чтобы не осложнять и без того натянутые отношения с Германией, решило провести тайную операцию по окружению и уничтожению немецких конников, и вскоре с группировкой противника было покончено. Хотя никаких официальных сообщений на этот счет никто не делал, весь личный состав дивизии хорошо об этом знал.

А дальше, как вспоминала моя мама Валентина Венедиктовна Самсонова, к командирам частей Красной Армии, расквартированных в Польше, вызвали их семьи. Какое-то время они жили в городе Бяла-Подляска на квартире у местного губернатора. Мама свободно говорила по-польски, поэтому сложностей в общении не возникало, да и люди оказались добрыми и гостеприимными. Но классовая борьба все равно напомнила о себе - через месяц после прихода Красной Армии губернатора вместе с семьей выслали. Мама осталась практически одна с маленькой дочкой на руках в большом и пустом доме, так как папа целыми сутками пропадал на службе. Но и он вскоре вместе с дивизией убыл в Финляндию, где им предстояло прорывать линию Маннергейма. Мама еще какое-то время оставалась в Бяла-Подляске, а потом вернулась в Минск. На этом польская эпопея моих родителей завершилась.

Зима 1939-40 годов выдалась ранней и необычайно суровой. Морозы порой опускались ниже 40 градусов. В Красной Армии сложилась критическая ситуация. Командование спешило до наступления холодов окончить войну с Финляндией, поэтому личный состав частей, перебрасываемых к финской границе, не успели перевести на зимнюю форму одежды. Видимо, решили закидать противника шапками - легкая прогулка в Польшу кому-то вскружила голову.

Перед отправкой к новому месту дислокации отца неожиданно вызвал командир дивизии генерал-майор Рослый: «Василий Иванович, Вам первым надлежит прибыть на место с эшелоном боеприпасов, выделенных дивизии». Пришлось старшему лейтенанту Самсонову в летней фуражечке, сапогах да в побитой всеми ветрами шинельке на тормозной площадке товарного вагона проделать весь путь. Входить в вагоны и хоть как-то обогреваться категорически запрещалось.

Дивизии достался участок фронта по южному берегу замерзшего озера Сунтеярва. Северную сторону занимали финны. Там же находилась и линия Маннергейма, представлявшая собой непрерывную цепь железобетонных дотов с толщиной стен до двух метров, опоясанных полуметровым слоем резины и тщательно замаскированных под складки местности. Наши снаряды буквально отскакивали от них, не причиняя никакого вреда. Весь укрепрайон на несколько этажей уходил глубоко под землю, на поверхности оставался только бронированный колпак с вооружением. Огневые точки соединялись между собой подземными ходами. Работали дизель-электрические станции, было тепло, под землей располагались казармы, столовые и даже бани.

Поначалу солдатам дивизии сильно доставалось от финских лыжников - целые батальоны, прекрасно экипированные, на отличных лыжах из слоеной карельской березы очень часто проникали в тыл. Объектами для нападения избирались прежде всего прифронтовые склады боеприпасов, расположенные в нескольких километрах от передовой. Начальником одного из таких складов был мой отец. Как он говорил, финны порой подходили очень близко. Наши отбивались чем попало, в основном использовались знаменитые трехлинейки, известные еще по гражданской войне. Станковые пулеметы «Максим» с водяным охлаждением ствола, бывшие на вооружении Красной Армии, бездействовали - вода, заливаемая в кожух вокруг раскаленного от стрельбы ствола, при сорокаградусном морозе замерзала, и пулемет умолкал. Выручила русская смекалка: вместо воды стали заливать чистый спирт, которого на складах было в избытке. И когда бойцы кричали «Товарищ командир, не подкачайте!», отец, место которого было за пулеметом, выручал, не подпуская финнов ближе чем на 800 метров. Дальность стрельбы автомата «Суоми», аналога советского ППД-40, не превышала и ста метров, и противник отступал.

Но прежде чем преодолеть линию Маннергейма, предстояло как-то до нее добраться. Отец об этом эпизоде вспоминал так. Единственный путь лежал по льду довольно большого озера Сунтеярва, но где при этом находились финские позиции, никто толком не знал. Разведка не обнаружила на том берегу ничего подозрительного. Но как только атакующие достигли середины озера, по ним финны неожиданно открыли шквальный огонь. В ледяном крошеве погибли почти все. Еще два раза командование бросало вперед усиленные орудиями роту, батальон, полк... Все безуспешно. Финны использовали минометы, а у нас, по словам отца, об этом простом и чрезвычайно эффективном оружии тогда даже не слышали.

После неудачного штурма бои приняли позиционный характер. Здесь финны показали себя искусными и хитрыми минерами. Морозы по-прежнему стояли лютые, негде было укрыться. Однажды отец вместе со знакомым капитаном решили зайти погреться в деревенскую баню, одиноко приютившуюся на окраине финского села, занятого нашими. Однако, открыв входную дверь, они неожиданно уперлись в сплошную стену людей, места не было. Сокрушаясь, что так не повезло, пошли дальше. Но, не пройдя и сотни метров, услышали за спиной тяжелый раскатистый взрыв. Оглянувшись, увидели вместо бани огромную дымящуюся воронку. Как выяснилось позже, финские подрывники вмонтировали в печку авиационную бомбу с тепловым взрывателем. По мере нагрева взрыватель сработал.

Положение изменилось к лучшему, только когда стало окончательно ясно, что противника шапками не закидать и с ходу линию Маннергейма взять не удастся. Армия наконец-то получила теплое зимнее обмундирование: ватники, тулупы, теплое нательное белье, шапки-ушанки, рукавицы и прочее. Значительно улучшилось питание. Отныне тушенка, сгущенка, сало, спирт, сухари стали неотъемлемой частью армейского рациона. (Кстати, рассказывают еще об одной возможной причине улучшения снабжения Красной Армии. Сталин, встревоженный положением дел, обратился за советом к одному генералу, служившему еще в царской армии. Тот ответил лаконично: положение спасут три буквы «С» - сало, спирт и сухари.)

На фронт прибыли новые тяжелые орудия на гусеничном ходу. Тогда же поступили на вооружение секретные бетонобойные снаряды. Однако первое время воспользоваться ими в полной мере не удалось: по халатности вышестоящего начальства артиллеристов не научили простой операции - переключению взрывателя с осколочного на фугас, чтобы снаряд разрывался, уже углубившись в бетон, а не отскакивал от него. Пришлось четырем генералам за это головотяпство расплатиться собственными головами…

Если говорить о потерях с нашей стороны, то, как вспоминала моя мать, работавшая тогда в штабе и хорошо знавшая обстановку на фронте, потери от огневого воздействия противника были не больше финских. А вот от лютых морозов они оказались весьма и весьма значительными. Порой целые эшелоны замерзших трупов отправляли в тыл. Их грузили в вагоны, словно дрова.

Линию Маннергейма в лоб больше штурмовать не стали. Наконец-то решили пожалеть людей. Построенная по всем законам тогдашней фортификационной науки лучшими немецкими и французскими инженерами, казавшаяся неприступной, финская оборона имела единственную существенную слабость: ее можно было обойти с фланга по замерзшему Финскому заливу. К тому же неприступные укрепления не удосужились достроить до кромки воды: оставался коридор шириной три километра. Этим обстоятельством и воспользовалось наше командование. В январе 1940 года механизированные части Красной Армии пошли в обход неприступных позиций прямо по льду Финского залива и вышли в тыл противника. Финское командование, никак не ожидавшее столь дерзкого маневра, буквально растерялось. А после того, как наши войска с ходу, после короткого и жестокого штурма овладели главной базой снабжения - городом Випули (Выборгом), основные силы финнов оказались еще и без боеприпасов. По льду все того же Финского залива Красная Армия двинулась на столицу Финляндии - Хельсинки, и маршалу Маннергейму не оставалось ничего другого, как подписать акт о капитуляции.

Моего отца Василия Ивановича Самсонова за участие в боевых действиях наградили орденом Красной Звезды, медалью «За отвагу» и досрочно присвоили воинское звание капитана.