Расстрелы в монастыре: как это было

Сегодня День памяти жертв политических репрессий. Это сугубо российский памятный день. Увы - такова история нашей страны. И она до сих пор не прочитана полностью. Дмитрий Артюх перелистал неизвестные страницы владимирской хроники "красного террора".

Пришел "икс" и сказал, что во Владимире ночью будет восстание белых, что ему - "иксу" приказано захватить телефонную станцию. Посоветовал увезти мне детей подальше - в Буланово за Клязьмой, мол в Добром тоже опасно. Я пошел искать лошадь, встретил родича, который за приличное вознаграждение - 100 рублей согласился нас увезти. К вечеру собрались и поехали будто бы за грибами. 

Так повествует писатель Иван Наживин о тревожном июле 1918-го во Владимире. То лето было неспокойным - по городам одно за другим прокатились мятежи против советской власти, организованные Союзом Защиты Родины и Свободы, за которой стоял небезызвестный террорист Борис Савинков. В Ярославле восставшие убивали коммунистов, в Муроме мятежники больше дня удерживали власть в своих руках. Во Владимире заговор против большевистской диктатуры готовили те же савинковцы - владимирский офицерский подпольный батальон. Вчерашние студенты, в их биографии была лишь школа прапорщиков и несколько боев Первой Мировой. После войны во Владимире они нашли разруху, безработицу, и полуголодные семьи. 

Галина МОЗГОВА, краевед: "Им нужно было как-то выживать, работы не было, а дело в том, что организация №Союз Защиты Родины и свободы" всем офицерам платила жалование".

Убийств, бомбардировок и пожаров, как в Ярославле, во Владимире не было. Восстание сорвалось, предводитель скрылся. К осени владимирским чекистам удалось засадить в Централ более 80 подозреваемых. Молодые люди ждали снисхождения: в первых письмах один из них даже дает родственникам советы по разведению голубей. В последнем письме - тон меняется.

Галина МОЗГОВА, краевед: "Он прощается с родными и пишет, как мучительно умирать молодым, когда, вернее, как жалко, как обидно жалко умирать молодым, гда жить так мучительно хочется. То есть это вот буквально последние минуты".

Первые 11 человек расстреляли где-то в подвалах Рождественского монастыря в конце ноября 18-го. Расстреливали новые хозяева - чекисты, по неопытности своей допускавшие досадные промашки. 

Галина МОЗГОВА, краевед: "Не проверили: действительно ли умерли расстреливаемые, один из них поднялся, схватил винтовку, которая была прислонена кем-то из красноармейцев к стене здания, успел выстрелить в двоих красноармейцев, застрелить их".

По делу о несостоявшемся восстании расстреляли 34 человека. Еще 11 остались в тюрьме и трудовых лагерях, остальных с миром отпустили. По разные стороны баррикад оказались даже родственники. Лицом к лицу дело офицерского батальона столкнула Василия РАгозина, осужденного к растрелу и его брата Николая, имя которого горожане долгие годы произносили только шепотом, за свою жестокость прозванного владимирским Робеспьером.

Галина МОЗГОВА, краевед: "В день расстрела Василия Николай рвался со всей прытью расстреливать своего родного брата. Чекисты еле смогли удержать его от этого". 

Тела расстреляных скорее всего были похороны тут же, на территории монастыря - сейчас никто уже не скажет, где именно. В советские годы об офицерах владимирского батальона предпочитали не вспоминать, не нашлось им места и в новой России, ни на мемориальной табличке жертв политрепрессий, ни в областной Книге Памяти.