Растоптали - и перевоспитали - Эти письма и дневники могли составить роман про любовь. С трагическим концом
02.10.2009 13:00 Рубрика: Общество
«Смотрелась сегодня в зеркало. Я все-таки интересная, только излишне худа и бледная. На душе радостно. Предчувствую, что случится что-то хорошее, наверное, письмо от Павла получу. На дворе моя любимая пора - золотая осень». Это строки из дневника гимназистки Клавдии Шурыгиной, Клавдюши, как называл ее влюбленный в девушку семинарист Павел Устинов, датированные 3 октября 1914 года. Молодые люди, отпрыски хорошо известных во Владимире до революции семей, встретились и полюбили друг друга еще в 1908 году. Вскоре Павел поступил в Московскую духовную академию. А Клавдия во Владимире заканчивала учебу в гимназии. Между влюбленными завязалась переписка. Из нее-то, а также дневников, которые оба вели, и стала известна их сначала счастливая, а потом трагическая жизнь, практически отражающая одну из страшных страниц в истории.
Внучка Павла и Клавдии Ольга Михайловна Стронгина передала в архив общества «Мемориал» их наследие, а это те самые дневники и письма. Там ей и посоветовали обобщить все записи, очень эмоционально, интересно и красиво изложенные, в отдельной книге. Что и было сделано. Получился фолиант в восемьсот с лишним страниц. Нынешним летом Ольга Михайловна побывала в Муроме и подарила свою книгу местному отделению «Мемориала», а также музею духовного училища, который открыт в его бывшем здании, а ныне школе № 12. Именно в Муроме, в Благовещенском соборе, служил в последние годы своей жизни ее дед Павел Устинов. Здесь в ноябре 1937 года его в очередной раз арестовали и в декабре расстреляли. Супруга священника, та самая гимназистка Клавдия Шурыгина, узнала об этом лишь двадцать лет спустя. Пребывая в полном неведении, она все эти годы ждала любимого мужа, посвящая ему строки в своем дневнике. Когда читаешь этот дневник, то кажется, что перед тобой художественное, написанное маститым автором произведение. Но его герои реальные люди, и тем больнее осознавать ту несправедливость, жестокость, которые ворвались в их мирную жизнь, сломав, растоптав ее. Неблагодарное дело пересказывать содержание дневников, писем. Давайте лучше вместе, дорогой читатель, почитаем их. Начнём с записи, когда Павел, окончив духовную академию, получил направление преподавателем духовной семинарии в Вятку.
Из дневника Клавдии: 1 ноября 1914 года. Получила письмо от Павла, в котором он сделал мне предложение. Двойственное чувство переживала, читая его: счастье и боязнь. Я боюсь его восторженности, боюсь, что он очень много ждет от меня такого, чего во мне нет. Мне думается, жизнь проще, прозаичнее. Я была бы спокойнее, если бы он выражался скромнее, а не звал «ввысь, к звездам».
Из дневника Павла: 10 января 1915 года. Сегодня еще послал письмо Клавде. Легче мне, когда побеседуешь с ней, возлюбленной моей. Как дорога она мне, как люблю ее. Она еще не знает силы моей любви, еще и вверяется мне не совсем. Сомневается, во всем… Нас разлучали, а мы сильнее любили, и так сильно, что разве одна смерть победит эту любовь...
7 апреля. Я всю жизнь свою ласки не знавший, сегодня первый раз узнал эту ласку от любимой девушки. И ласка ее была только в тихом робком поцелуе, но этот поцелуй, как весна, подхватил и унес куда-то далеко-далеко…
Из дневника Клавдии: 26 июля 1915 года. Как быстро летит время. Вот уже почти месяц, как я замужем. Венчались мы во Владимире, в церкви Николы-Города. Было много волнений перед венцом. Хотелось глубже заглянуть в себя, все взвесить, проверить. Жаль было юношеских дней, жаль расставаться с подругами. А перед самым венцом я так испугалась, так страшно было, хоть плачь…
7 сентября 1915 года. Итак, мы в Вятке. Комнату нашли и обставили ее по-своему. Купили кровать, покрыла ее всем белым, потом купили два стола, один Павлу, другой мне. Застелили их зеленой бумагой и поставили чернильные приборы. Купили статуэтки Толстого, Достоевского. Разложили книги. Над столом развесила фотографии, которые напоминают мне владимирскую жизнь.
Но вскоре им опять предстояла разлука. Клавдия ждала первенца, и супруг отправил ее на период столь ответственного события к своему отцу во Владимир.
22 августа 1916 года. Вот уже ветер крутит в саду желтые листья, наступает пора работы, а я сижу у себя в комнате во Владимире, смотрю в окно и плачу. Павел там, в Вятке, уже начал уроки, в народном доме читает лекции. А мы с Мишей (первенец Устиновых - авт.) одни. Он стал такой здоровенький, уже начинает улыбаться, спит хорошо. Но все мои мысли только о Павле. Скоро ли?
Из дневника Павла: 24 августа 1916 года. Приезжай скорее, моя светлоокая. Дай мне телеграмму. Няню надо взять с собой, куда ее оставить-то. Сирота, мы ей всю родню заменили. Молюсь о тебе, чтобы скорее приехала.
Из дневника Клавдии: 15 июля 1917 года. Я принята в Московский университет. Сбылась моя давнишняя мечта. Павлу тоже хочется, чтобы у меня было высшее образование. Он сам мечтает на следующий год поступить на медицинский факультет. Выбирает медицину, чтобы быть одновременно врачом души и тела…
Но доучиться им обоим, по всей видимости, не пришлось. Вмешалась гражданская война, а также то, что в августе 1918 года у них родился второй сын, Сергей.
28 января 1922 года. … Мы оба хворали сыпным тифом, и Павел чуть не умер. А весной он принял священство и был назначен священником в село Богослово Владимирской губернии. Но в 1921 году у нас коммунисты отняли квартиру и дали комнату в пяти верстах от города. Я и дети живем сейчас во Владимире у отца Павла…
3 ноября 1931 года. Сегодня ночью арестовали Павла. Пришли с обыском поздно ночью. Внешне я была спокойна, но внутри все кипело. Противно и стыдно, когда взрослые люди лезут к тебе в ящик, бесцеремонно заглядывают в комоды, на постель. Причину ареста мы не знаем. Не хочется верить, что берут человека и сажают в тюрьму только потому, что он священник. Нет, нет, это не так! За убеждения людей не сажают в тюрьму. Я-то знаю Павла как очень честного человека. Павел! Бедный мой Павлушка, когда же мы теперь с тобой увидимся?
Из письма Павла из тюрьмы: 26 декабря 1931 года. Сокол мой ясный, деточка моя милая! Очень бы хотел, чтобы открытка пришла в праздники. Давай хоть заочно поцелуемся. Целуй и деток: Мишу, Сержика, Натулечку (третий ребенок Устиновых - авт.). Желаю вам всего светлого, хорошего. А главное - скорее повидаться.
7 марта 1932 года особое совещание ОГПУ осудило Павла Устинова по ст. 58 УК п. 10 и 11 на три года лишения свободы с отбыванием в Мариинских лагерях Новосибирской области. Из «мест не столь отдаленных» шли во Владимир письма жене, детям. Причем своей любимой Натулечке Павел Сергеевич неизменно посылал сочиненные им сказки преимущественно в стихах. После ссылки он был назначен священником в один из Муромских храмов. Церкви бывший семинарист Сталин-Джугашвили решил не закрывать, что называется, поголовно. Сохранялась лицемерная видимость свободы вероисповедания. При этом жизнь многих священнослужителей, понимающих свою пастырскую роль не по-советски буквально, и их семей превращалась в ад. Именно в этом заключалась «сталинская перековка», перевоспитание «одурманенных опиумом для народа».
Из дневника Клавдии: 30 мая 1934 года. Сколько бед опрокинулось на нас за последнее время. Как теряюсь я в поисках средств и возможностей содержать семью. Трое уже больших ребят и я одна с ними. На заводе «Динамо», где работает и учится Сережа, кто-то узнал, что он сын священника и что он скрыл свое социальное положение. Его долго мытарили, вызывали в завком, в комсомольскую ячейку. Через некоторое время отняли ударную карточку, и Сережа пал духом. А через несколько дней на заводе, где работает Миша, собирается партсобрание и ставится вопрос о его комсомольском билете. Как же больно было за своих ребятишек, как сердце сжималось…
Даже не предполагала тогда женщина, что ее семью ждут еще более серьезные испытания. Уже в Муроме вновь арестовывают Павла за «контрреволюционную церковную диверсионно-террористическую деятельность». Но потом, не найдя достаточных оснований, отпускают. Правда, ненадолго. Вскоре следует очередной арест. Арестовывают и младшего сына Сергея. И все по той же статье…
25 января 1938 года. События конца 37 года совсем выбили из колеи. Давно не записывала в свой дневник. Не до него было. Теперь вспоминаю. 16 ноября утром приехала в Муром к Павлу (супруги, видимо, не имели возможности жить вместе в Муроме - авт.). Встреча, разговоры, разговоры, радость и бесконечная любовь… Как счастлива я была! Если бы не неизвестность относительно Сережи… Эти дни можно было бы сравнить с «Брызгаловскими вечерами». На другой вечер Павел провожал меня на станцию. Когда он уходил, посмотрела ему вслед. Он шел своей раскачивающейся походкой и ни разу не обернулся. Тяжелое предчувствие сжало сердце, и я подумала «Арестуют. Я его долго не увижу». 20 ноября получила от хозяйки Павла письмо: «Обстоятельства требуют Вашего приезда в Муром». Все понятно! Сердце закаменело. Слез не было. Жуть!
Это был уже третий и последний арест священника муромского Благовещенского собора Павла Устинова. 17 декабря 1937 года тройка УНКВД Горьковской области приговорила его по ст. 58 УК к расстрелу. За что??? Бредовые обвинения нет смысла цитировать.
27 марта 1940 года Клавдия Ивановна записала в своем дневнике: «Два дня сижу одна. Говорить не с кем. Идти опять искать работу - устала. В квартире холодно, не топлено. Кушать нечего. Как мрачна жизнь. А Павел все молчит. Где же он? Когда я его увижу?».
В декабре 1956 года все Устиновы были реабилитированы. Клавдия Ивановна тогда и узнала о судьбе мужа, точнее, она узнала пока неправду, но тоже горькую, что Павел Сергеевич скончался от болезни. Истинное положение дел раскрылось только в девяностые годы… Клавдия Ивановна последние годы работала учительницей в селе Брутово Владимирской области. Вела даже «общественную работу», «избиралась депутатом сельского Совета», радовалась за внуков. Жизнь вроде бы наладилась? Только это была уже другая жизнь, без любимого мужа и с незаживающей раной в сердце.
Людмила Маурова.
Коллаж: Денис ВАСИЛЬЕВ.
Внучка Павла и Клавдии Ольга Михайловна Стронгина передала в архив общества «Мемориал» их наследие, а это те самые дневники и письма. Там ей и посоветовали обобщить все записи, очень эмоционально, интересно и красиво изложенные, в отдельной книге. Что и было сделано. Получился фолиант в восемьсот с лишним страниц. Нынешним летом Ольга Михайловна побывала в Муроме и подарила свою книгу местному отделению «Мемориала», а также музею духовного училища, который открыт в его бывшем здании, а ныне школе № 12. Именно в Муроме, в Благовещенском соборе, служил в последние годы своей жизни ее дед Павел Устинов. Здесь в ноябре 1937 года его в очередной раз арестовали и в декабре расстреляли. Супруга священника, та самая гимназистка Клавдия Шурыгина, узнала об этом лишь двадцать лет спустя. Пребывая в полном неведении, она все эти годы ждала любимого мужа, посвящая ему строки в своем дневнике. Когда читаешь этот дневник, то кажется, что перед тобой художественное, написанное маститым автором произведение. Но его герои реальные люди, и тем больнее осознавать ту несправедливость, жестокость, которые ворвались в их мирную жизнь, сломав, растоптав ее. Неблагодарное дело пересказывать содержание дневников, писем. Давайте лучше вместе, дорогой читатель, почитаем их. Начнём с записи, когда Павел, окончив духовную академию, получил направление преподавателем духовной семинарии в Вятку.
Из дневника Клавдии: 1 ноября 1914 года. Получила письмо от Павла, в котором он сделал мне предложение. Двойственное чувство переживала, читая его: счастье и боязнь. Я боюсь его восторженности, боюсь, что он очень много ждет от меня такого, чего во мне нет. Мне думается, жизнь проще, прозаичнее. Я была бы спокойнее, если бы он выражался скромнее, а не звал «ввысь, к звездам».
Из дневника Павла: 10 января 1915 года. Сегодня еще послал письмо Клавде. Легче мне, когда побеседуешь с ней, возлюбленной моей. Как дорога она мне, как люблю ее. Она еще не знает силы моей любви, еще и вверяется мне не совсем. Сомневается, во всем… Нас разлучали, а мы сильнее любили, и так сильно, что разве одна смерть победит эту любовь...
7 апреля. Я всю жизнь свою ласки не знавший, сегодня первый раз узнал эту ласку от любимой девушки. И ласка ее была только в тихом робком поцелуе, но этот поцелуй, как весна, подхватил и унес куда-то далеко-далеко…
Из дневника Клавдии: 26 июля 1915 года. Как быстро летит время. Вот уже почти месяц, как я замужем. Венчались мы во Владимире, в церкви Николы-Города. Было много волнений перед венцом. Хотелось глубже заглянуть в себя, все взвесить, проверить. Жаль было юношеских дней, жаль расставаться с подругами. А перед самым венцом я так испугалась, так страшно было, хоть плачь…
7 сентября 1915 года. Итак, мы в Вятке. Комнату нашли и обставили ее по-своему. Купили кровать, покрыла ее всем белым, потом купили два стола, один Павлу, другой мне. Застелили их зеленой бумагой и поставили чернильные приборы. Купили статуэтки Толстого, Достоевского. Разложили книги. Над столом развесила фотографии, которые напоминают мне владимирскую жизнь.
Но вскоре им опять предстояла разлука. Клавдия ждала первенца, и супруг отправил ее на период столь ответственного события к своему отцу во Владимир.
22 августа 1916 года. Вот уже ветер крутит в саду желтые листья, наступает пора работы, а я сижу у себя в комнате во Владимире, смотрю в окно и плачу. Павел там, в Вятке, уже начал уроки, в народном доме читает лекции. А мы с Мишей (первенец Устиновых - авт.) одни. Он стал такой здоровенький, уже начинает улыбаться, спит хорошо. Но все мои мысли только о Павле. Скоро ли?
Из дневника Павла: 24 августа 1916 года. Приезжай скорее, моя светлоокая. Дай мне телеграмму. Няню надо взять с собой, куда ее оставить-то. Сирота, мы ей всю родню заменили. Молюсь о тебе, чтобы скорее приехала.
Из дневника Клавдии: 15 июля 1917 года. Я принята в Московский университет. Сбылась моя давнишняя мечта. Павлу тоже хочется, чтобы у меня было высшее образование. Он сам мечтает на следующий год поступить на медицинский факультет. Выбирает медицину, чтобы быть одновременно врачом души и тела…
Но доучиться им обоим, по всей видимости, не пришлось. Вмешалась гражданская война, а также то, что в августе 1918 года у них родился второй сын, Сергей.
28 января 1922 года. … Мы оба хворали сыпным тифом, и Павел чуть не умер. А весной он принял священство и был назначен священником в село Богослово Владимирской губернии. Но в 1921 году у нас коммунисты отняли квартиру и дали комнату в пяти верстах от города. Я и дети живем сейчас во Владимире у отца Павла…
3 ноября 1931 года. Сегодня ночью арестовали Павла. Пришли с обыском поздно ночью. Внешне я была спокойна, но внутри все кипело. Противно и стыдно, когда взрослые люди лезут к тебе в ящик, бесцеремонно заглядывают в комоды, на постель. Причину ареста мы не знаем. Не хочется верить, что берут человека и сажают в тюрьму только потому, что он священник. Нет, нет, это не так! За убеждения людей не сажают в тюрьму. Я-то знаю Павла как очень честного человека. Павел! Бедный мой Павлушка, когда же мы теперь с тобой увидимся?
Из письма Павла из тюрьмы: 26 декабря 1931 года. Сокол мой ясный, деточка моя милая! Очень бы хотел, чтобы открытка пришла в праздники. Давай хоть заочно поцелуемся. Целуй и деток: Мишу, Сержика, Натулечку (третий ребенок Устиновых - авт.). Желаю вам всего светлого, хорошего. А главное - скорее повидаться.
7 марта 1932 года особое совещание ОГПУ осудило Павла Устинова по ст. 58 УК п. 10 и 11 на три года лишения свободы с отбыванием в Мариинских лагерях Новосибирской области. Из «мест не столь отдаленных» шли во Владимир письма жене, детям. Причем своей любимой Натулечке Павел Сергеевич неизменно посылал сочиненные им сказки преимущественно в стихах. После ссылки он был назначен священником в один из Муромских храмов. Церкви бывший семинарист Сталин-Джугашвили решил не закрывать, что называется, поголовно. Сохранялась лицемерная видимость свободы вероисповедания. При этом жизнь многих священнослужителей, понимающих свою пастырскую роль не по-советски буквально, и их семей превращалась в ад. Именно в этом заключалась «сталинская перековка», перевоспитание «одурманенных опиумом для народа».
Из дневника Клавдии: 30 мая 1934 года. Сколько бед опрокинулось на нас за последнее время. Как теряюсь я в поисках средств и возможностей содержать семью. Трое уже больших ребят и я одна с ними. На заводе «Динамо», где работает и учится Сережа, кто-то узнал, что он сын священника и что он скрыл свое социальное положение. Его долго мытарили, вызывали в завком, в комсомольскую ячейку. Через некоторое время отняли ударную карточку, и Сережа пал духом. А через несколько дней на заводе, где работает Миша, собирается партсобрание и ставится вопрос о его комсомольском билете. Как же больно было за своих ребятишек, как сердце сжималось…
Даже не предполагала тогда женщина, что ее семью ждут еще более серьезные испытания. Уже в Муроме вновь арестовывают Павла за «контрреволюционную церковную диверсионно-террористическую деятельность». Но потом, не найдя достаточных оснований, отпускают. Правда, ненадолго. Вскоре следует очередной арест. Арестовывают и младшего сына Сергея. И все по той же статье…
25 января 1938 года. События конца 37 года совсем выбили из колеи. Давно не записывала в свой дневник. Не до него было. Теперь вспоминаю. 16 ноября утром приехала в Муром к Павлу (супруги, видимо, не имели возможности жить вместе в Муроме - авт.). Встреча, разговоры, разговоры, радость и бесконечная любовь… Как счастлива я была! Если бы не неизвестность относительно Сережи… Эти дни можно было бы сравнить с «Брызгаловскими вечерами». На другой вечер Павел провожал меня на станцию. Когда он уходил, посмотрела ему вслед. Он шел своей раскачивающейся походкой и ни разу не обернулся. Тяжелое предчувствие сжало сердце, и я подумала «Арестуют. Я его долго не увижу». 20 ноября получила от хозяйки Павла письмо: «Обстоятельства требуют Вашего приезда в Муром». Все понятно! Сердце закаменело. Слез не было. Жуть!
Это был уже третий и последний арест священника муромского Благовещенского собора Павла Устинова. 17 декабря 1937 года тройка УНКВД Горьковской области приговорила его по ст. 58 УК к расстрелу. За что??? Бредовые обвинения нет смысла цитировать.
27 марта 1940 года Клавдия Ивановна записала в своем дневнике: «Два дня сижу одна. Говорить не с кем. Идти опять искать работу - устала. В квартире холодно, не топлено. Кушать нечего. Как мрачна жизнь. А Павел все молчит. Где же он? Когда я его увижу?».
В декабре 1956 года все Устиновы были реабилитированы. Клавдия Ивановна тогда и узнала о судьбе мужа, точнее, она узнала пока неправду, но тоже горькую, что Павел Сергеевич скончался от болезни. Истинное положение дел раскрылось только в девяностые годы… Клавдия Ивановна последние годы работала учительницей в селе Брутово Владимирской области. Вела даже «общественную работу», «избиралась депутатом сельского Совета», радовалась за внуков. Жизнь вроде бы наладилась? Только это была уже другая жизнь, без любимого мужа и с незаживающей раной в сердце.
Людмила Маурова.
Коллаж: Денис ВАСИЛЬЕВ.
Источник публикации: Молва. Общество
www.vladimironline.ru