Владимирская публика халтуры не прощает и открыта всему новому

Концерт заслуженного артиста России скрипача Александра Тростянского и лауреата Международных фестивалей и конкурсов пианиста Василия Щербакова, состоявшийся в концертном зале им. Танеева, надолго запомнится владимирским зрителям.

В этот раз со сцены звучали ноктюрны, серенады, танцы разных эпох и разных стилей, а также несколько произведений с джазовым уклоном. От Бетховена и до Шопена, от Бартока и до Метнера - оба столичных виртуоза были одинаково хороши в любой ипостаси. Незадолго до концерта с музыкантами удалось побеседовать нашему корреспонденту.

- Вы оба - частые гости во Владимире, чем вам так приглянулся наш город?

Василий Щербаков: - Мне кажется, впервые к вам мы приехали в составе трио.

Александр Торстянский: - Ну... я бывал здесь еще студентом Московской консерватории, играл в вашей филармонии концерт. Это был 1995 или 1996 год, точно не помню. Потом был перерыв, меня манили другие города и веси (смеется). После я играл здесь с симфоническим оркестром Артема Маркина...

Щербаков(перебивая): - А года полтора назад началась наша совместная большая сессия: сначала мы с Сашей приехали в составе трио вместе с замечательным виолончелистом Александром Бузловым, после посетили региональный конкурс студенческих инструментальных ансамблей «Созвучие веков». Кстати, мы очень надеемся, что последует продолжение, так как ваш конкурс в лучшую сторону отличается от прочих. На одной сцене можно увидеть и услышать не только струнные ансамбли и фортепьяно, но и гитарные ансамбли - это довольно редкое явление. И такое название замечательное – «Созвучие веков». Нетривиальное, образное. Нам бы очень хотелось, чтобы конкурс жил и развивался. А пока – мы вновь у вас с концертом.

Тростянский: - И мы всегда находим здесь благодарную публику. Не секрет, что многое зависит от встречи принимающей стороны и приема слушателей. Нас, музыкантов, хлебом не корми - дай поиграть. Но когда к тебе внимательно относятся, и чувствуешь, что ты здесь нужен, то хочется приезжать чаще. Ваша филармония - во всех смыслах - одна из наших любимых площадок.

- Насколько владимирская публика отличается от поклонников классической музыки в других городах?

Тростянский: - От московской точно отличается. Потому что столичные слушатели в массе своей - избалованные и перекормленные, а от этого во многом более циничные.

Щербаков: - Ваша публика в меру строга - не прощает халтурной игры. А с другой стороны - она благодарная, открыта ко всему новому. И сколько я ни играл здесь, всегда чувствовал себя очень хорошо благодаря чуткой реакции со стороны зрительного зала буквально на каждую ноту. К тому же мы соседи. У меня на границе с Владимирской областью находится дача, и я нередко хожу к вам за грибами (смеется).

- Александр, я слышал, что вы ассоциируете определенные тональности с цветовыми сферами, расскажите об этом подробнее.

Тростянский: - Это вещь очень субъективная. Есть несколько известных музыкантов, которые также определили для себя соотношение цвета и звука. Мое восприятие частично совпадает с ними, а частично - нет. Скорее всего, это вообще моя внутренняя выдумка, но ощущения оказались настолько устойчивыми, что однажды мне захотелось поделиться этим с другими.

- Как для вас звучат основные цвета?

Тростянский: - Нужно подумать... Как правило, я прихожу к одному и тому же, просто не каждый день вспоминаю об этом. Чтобы поделиться ассоциациями, мне сейчас придется вспоминать свою программу (задумывается). Еще в институте я заметил, что разные тональности обладают для меня разной эмоциональной окраской, например, ми минор и ми-бемоль минор. Мне стало интересно: почему ми бемоль минор играется абсолютно с другим ощущением, нежели просто ми минор - потому что выглядит совершенно иначе или что-то есть в самом звуке? Потом какие-то сферы яркости появились: что-то мне казалось более светлым, что-то более темным. И не просто минор - значит темный, а мажор - непременно светлый, все намного сложнее. Например, ре-бемоль мажор для меня темнее, чем ре минор. Зато си мажор - это всегда желтый, а ля минор - синий.

Щербаков: - Я тоже занимался цветомузыкальными концертами. В итоге пришел к выводу, что зачастую нота, тональность - это не всегда конкретный цвет, а более сложный и неоднородный образ. Играешь - и словно внутри тебя цветовое кино, которым ты делишься с публикой посредством музыки. Я знаю, что и Александр давал подобные концерты в московском Доме музыки, причем со светом, когда светорежиссеру выдавалась целая партитура, где чуть ли не каждая нота соответствовала определенному цвету.

- Вы уже давно играете вместе. Вдвоем легче достучаться до публики, чем поодиночке?

Тростянский: - Так получилось, что мы живем в одном городе, оба занимаемся педагогикой, близки по мировоззрению. К тому же скрипка и фортепьяно - идеальное сочетание.

Щербаков: - Да нам повезло. Хороший ансамбль, даже если в нем всего два человека, явление в академической среде очень редкое. Чаще солисты не понимают друг друга, каждый пытается перетянуть одеяло на себя.

Тростянский: - А кто-то не желает учить новую программу. Я люблю все время открывать для себя что-то неизведанное. А некоторые, однажды сев на своего конька, так и катаются на нем в течение всей жизни до пенсии. Василий же никогда не отказывается выучить что-то новое и вместе мы всегда готовы удивить публику.

- Василий, нередко вас называют идеальным сочетанием горячего сердца и холодной головы...

Щербаков: - На самом деле это относится к очень многим пианистам. Первым об этом сказал русский пианист и педагог Генрих Нейгауз. Естественно, не обо мне. Он говорил, что это одно из качеств исполнителя: сочетать умение контролировать ситуацию на сцене, быть актером, и в то же время не забывать о том, что искусство - это эмоции. И я бы добавил - умные эмоции. Я всегда к этому стремился и мне очень приятно слышать, что люди считают, что я этого достиг. Еще, на мой взгляд, в игре всегда должно присутствовать сердце, иначе все превратится в эскиз, слепок, нечто поверхностное и неодухотворенное.

- А кто из вас решает, что вы будете играть?

Тростянский: - Решаем сообща. Лично я всегда старался, чтобы слушателю было интересно. В подборе репертуара должна чувствоваться общая идея, а не просто вышел музыкант и поиграл немножко Моцарта и немножко Шопена. В то же время нужно не перегрузить слушателя какой-то идеологией, чем, на мой взгляд, страдают монографические концерты. На афише это выглядит превосходно, например, целых два отделения Прокофьева. Но слушать такое тяжело, на любителя. Что касается нашей владимирской программы, просто в голову пришло два - три названия под которые подобрались остальные произведения: ноктюрны, танцы...

Щербаков: - Как говорил композитор и педагог Дмитрий Кабалевский, музыка стоит на трех китах: песне, танце и марше. В нашей программе ноктюрны можно условно свести к песне. А с другой стороны - танцевальная музыка. Но не та, под которую надо непременно отплясывать, а которую нужно слушать в концертном зале. Нам хочется, чтобы то, что мы делаем, было понято и принято публикой. Хочется, чтобы, с одной стороны, слушатели получили удовольствие от концерта, но с другой, чтобы эта приятность не была поверхностной. Мы стараемся, чтобы каждый открыл для себя что-то новое и интересное.

- Но нужно ли это в массе своей консервативно настроенной публике?

Тростянский: - Нужно. Сейчас на наши концерты вновь стали ходить юноши и девушки. Пятнадцать лет назад публика была гораздо старше. Собственно такой она осталась на Западе. В России - все по-другому.

Щербаков: - Я тоже в последнее время вижу в залах много молодых лиц. Причем именно в российских городах. Недавно играл в Вене и там основа публики – пожилые люди. А у нас – наоборот. Может быть, потому, что новое поколение более креативное. Молодежь ищет новые впечатления, и наша задача - дать их ей сполна.

Беседовал Владимир МИХАЙЛОВ

Фото автора

Материал также опубликован в газете «Призыв» за 24 марта №40(26709)