Скульптор Игорь Черноглазов: «Памятники - мой наркотик»

Его называют владимирским Церетели, и в этом прозвище есть все: и зависть менее удачливых коллег, чьих скульптур на улицах российских городов днем с огнем не сыскать, и восхищение масштабностью творений (заметим при этом, что не всегда масштабность - синоним «крупногабаритности», и в малые формы эпохальность можно заключить). Нельзя сказать, чтобы скульптору Игорю Черноглазову сравнение льстило: скорее, он предпочел бы, чтобы его сравнивали с Генри Муром, но что толку тратить творческий пыл и вдохновение на споры и оправдания? Художник-творец должен работать, холить и лелеять свою Музу, а остальное - суета: «Собака - лает, караван - идет». Куда идет «караван» творческих идей Игоря Черноглазова, что интересного увидел художник «в дороге», о чем расскажут его работы на очередной персональной выставке? Об этом наш разговор в мастерской скульптора.

- Игорь, большинство наших читателей лично с вами не знакомы, немногие знают ваши работы, а если судят о творчестве Черноглазова, то только по монументам-памятникам. Сегодня у вас есть возможность рассказать о себе. Рассказать то, что считаете нужным, важным, определяющим для работы и личности.
- Что бы я о себе рассказал… Я когда-то приехал во Владимир из Ташкента. Случилось это в начале 90-х. Уже был членом Союза художников, выставлялся, но здесь, на новом месте, пришлось тяжеловато. Это естественно: где у нас любят «варягов»? Кроме того, край Владимирский не искушен скульптурой, а в городской среде не было примеров монументальных решений пространства… Но мне, можно сказать, повезло: на мою первую владимирскую выставку пришел тогдашний градоначальник Игорь Васильевич Шамов. Так и заявил, что прибыл из любопытства, посмотреть, что за скульптор у нас завелся. Посмотрел работы, задал вопрос: «Чем городу помочь можете?». Я предложил скульптурные симпозиумы устраивать. Мэр скептически заметил: «Это что, как в античности, приятное времяпрепровождение с вином и гетерами? Это вы симпозиумом называете?». Пришлось объяснить, что симпозиум это, скорее, творческая мастерская: с разных краев приезжают скульпторы, достаточно в короткий срок работы свои делают, ну и городу несколько оставляют. Предложение мое в мэрии, в конце концов, приняли, но сначала проверку устроили. Дескать, у нас тут с 1965 года бюст композитора Танеева валяется, все установить не можем - специалиста не находится. Вот установишь, посмотрим, что ты за мастер, и стоит ли тебе симпозиумы доверять. Спроектировал постамент, вроде, устроило всех, и началось мое продвижение…

- Злые языки утверждают, что, скорее, началась экспансия владимирского скульптурного рынка…
- Ну можете и так сказать… В 1994 году дали мастерскую, что, конечно, здорово помогло. А то ведь до этого думал расставаться со скульптурой: семью надо было содержать, а тут ни условий, ни средств к существованию, ни работы - ничего… Пошли заказы (в камне, бронзе, дереве), выставки… Ну и параллельно ставил скульптуры в городах. Во Владимире - памятники князю Александру Невскому, погибшим воинам-афганцам, «чернобыльцам». Памятник Акиму Мальцову, основателю завода по производству хрусталя - в Гусь-Хрустальном. В Балашихе скульптуру-шутиху мою поставили - Дворника. Кроме монументов, еще интересные во всех смыслах заказы пошли: доски мемориальные диктору Левитану, адмиралу Лазареву. Не так давно в Нижнем у института ФСБ памятник моей работы установили сотрудникам органов безопасности, погибшим при исполнении служебного долга. За что мне, кстати, награду вручили - премию ФСБ за 2007-2008 годы в области искусства.

- Судя по тону, художник Черноглазов к наградам равнодушен?
- Ну не скажу, что вовсе равнодушен. Скажем так, момент приятности присутствует, но не более… Самое важное для художника - выставочная деятельность. Это более точный критерий оценки твоих работ. Опять же уже упомянутые симпозиумы - участие в них не дает застаиваться. Правда, кризис и тут нашкодил, и в этом году их просто не проводил никто, но в 2008 году в Черногории я участвовал и даже остался доволен результатом. Моя «черногорская» работа называлась «Первый полет маленького ангела». Большой ангел учил летать ангела-малыша.

- Очень романтично, лирично и трогательно… Не знаю как другим, но мне всегда интересно заглянуть в душу художника. Как там себя чувствует ваш богатый внутренний мир? Чем дышит, откуда черпает вдохновение художник, поселившийся в душе? Есть ли у вас свой зритель?
- Нет художника, у которого не было бы своего зрителя, того, кто дышит с ним в унисон, кто чувствует так же, видит так же. Есть и у меня такой зритель, тот, кому не нужен проводник-экскурсовод в мой пластический мир. У нас с этим зрителем один стиль, одно пространство. Все, что делаю, - это выход того, что я чувствую. Мои работы (и прежде всего это касается мелкой пластики) - увиденное, запомнившееся, то, что вокруг меня - жизнь, одним словом. Но очень часто это не реальность, а воплощение снов.

- А сны цветные снятся?
- Цветные. Правда, все реже… Расту, наверное. Взрослею и перехожу в монохромное пространство. Но если я увидел образ во сне, я уже точно знаю, что эта скульптура будет в камне или, допустим, в бронзе.

- Все это как-то не вяжется с монументальным искусством… Романтизм сплошной, в котором нет места для памятников князьям и чекистам…
- Памятники - это мои деньги, но это и мой наркотик. Скажем, если у тебя покупают мелкую пластику, это не значит, что ею будут вечно любоваться. Надоело - задвинут в дальний угол. А с памятниками все не так. Здесь ты играешь в опасную игру. Примут ли твою работу горожане? О похвале не думаешь. Главный вопрос, который меня всегда точит: смогу ли я донести образ, например, исторической личности, совпадет ли мое прочтение личности с мнением, пониманием жителей? Это очень ответственно! И очень интересно! Вот с памятником Акиму Мальцову пришлось повозиться. Дело в том, что этот заводчик придерживался «старой веры» и не считал портреты богоугодным делом, поэтому ни одного его прижизненного изображения не осталось. Так что я пользовался историческими описательными сведениями, а за первооснову брал портреты его детей.

- А женские образы, коих немало в мастерской, откуда они?
- Это мои любимые, мои родные. Те замечательные женщины, девушки, что меня окружают. Вон там моя дочь Серафима, здесь - жена, здесь - дочь моего друга.

- А почему скульптура? Не живопись, не графика? Ведь куда понятней портрет-пейзаж, чем спорная скульптурная композиция… Одним словом, когда начался скульптор Черноглазов?
- В детском саду. Мы жили в коммуналке, вчетвером в девятиметровой комнате. Мое место было под письменным столом. И в этом ограниченном пространстве у меня разыгрывались не ограниченные ничем чудесные представления. Был и цирк с акробатами, вылепленными из пластилина, и глобальные войны, эпохальные битвы с самодельными солдатиками. Я чувствовал больше в объеме, чем на плоскости, и насколько я себя помню, это было всегда.

- Есть ли сейчас на что жаловаться? Планы? Мечты?
- Во Владимире очень плотная застройка по южной стороне. Строители не оставляют «карманов» для скульптур. А ведь у нас столько достойных исторических личностей! Те же князья владимирские! Да что князья, можно ведь и просто декоративные скульптуры, скульптуры-шутихи устанавливать. В этом отношении соседям владимирцев повезло больше. В небольшом подмосковном Раменском и то несколько скульптур-шутих установлено, нижегородская Покровка вся ими заставлена, а во Владимире, где предполагается отдать центр под пешие прогулки, их нет совсем. Да и фонтаны можно и нужно делать не только как пластиковые или керамогранитные раковины с тонкими ущербными струйками, а искать художественные решения: скульптурные или объемно-пространственные композиции. При установке любой скульптуры в городе надо учитывать и сезоны, и времена суток. Скульптура должна работать круглогодично и круглосуточно!
- Спасибо за беседу! Успехов!
Беседу вела Евгения Арефьева.
Фото автора.