Его красоту не тронуло время

Сегодня - девятый день после кончины замечательного русского актера Олега Янковского. О своем однокашнике вспоминает ведущий искусствовед Госфильмофонда России Евгений БАРЫКИН, в начале 60-х учившийся вместе с Олегом в Саратовском театральном училище.

...Я не помню, когда впервые увидел его в стенах училища, но не обратить на него внимания было невозможно: такой ослепительной красоты я лично еще не встречал. Тогда я подумал: «Какой удивительный, прекрасный лик - ну, точно ангел!». Сейчас-то я понял: это было лицо истинного Аристократа. В Саратове, грязном, закопченном, кичащимся своим купеческим прошлым городе, таких лиц не могло быть еще со времен октябрьского переворота.

Он производил удивительное впечатление на всех - и на женщин, и на мужчин. Сначала красота его повергала в растерянность, потом притягивала (хотелось понять: разве такое бывает?), а потом присутствие этого человека просто радовало: бывают же лица такой неземной красоты! Он был на четыре года старше меня и казался недосягаемо взрослым. Но вскоре многое в училище стало привычным, обыденным, однако всегда оставалось необходимым присутствие в нашей жизни Олега Янковского.

Помню, как я увидел его маму. На лестничной клетке училища в тот вечерний час находились Олег и маленькая женщина, одетая очень бедно, но аккуратно, худенькая, стройная, быстрая. И у нее было лицо Олега - но уже властно тронутое Временем. «Так вот каким ты станешь через много-много лет! - вдруг пронзила меня скорбная мысль: красота увянет, сойдет с лица, как мыльная пена с водой...». Но ничего подобного не случилось - говорю я сегодня. С годами Олег Иванович Янковский обретал иную красоту - ее можно назвать духовной.

Но тогда я видел его маму, и Память сохранила нежную флейтовую мелодию их отношений: я уловил, что Олег - любимый сын, что мама прислушивается к тому, что он ей советует (а он в этот момент что-то ей серьезно говорил - явно о домашних делах), и чувствовалось, что эта хрупкая старушечка видит в Олеге уже не мальчишку, но взрослого мужчину: она уже отдала его этой большой жизни, она уже отдала его Женщине, которая стала его единственной спутницей на всю жизнь, его Ангелом Хранителем.

Люда Зорина сводила с ума пол-училища. Как было модно в пушкинских кругах быть влюбленным в Наталью Николаевну Гончарову, так у нас было, наверное, модно быть влюбленным в Люду Зорину, которая с такой чистотой и нежностью сыграла Наташу в «104-х страницах про любовь». И когда все вдруг заметили, что Олег и Люда все чаще бывают рядом, сильная половина - если уж не человечества, то училища - поняла: парни! в сторону! Это была потрясающе красивая пара…

...Через несколько лет - в 1968-м - на перроне Павелецкого вокзала я встретил Олега. Он уже снялся в «Щите и мече», я учился на сценарно-киноведческом факультете ВГИКа. Мы выяснили, что оба едем в Саратов, Олег пригласил меня к себе. Минут через двадцать после отхода поезда я пришел в его вагон, отодвинул дверь купе. Он сидел слева возле двери и, прислонясь к стенке (а вернее, к своему пальто), спал, беззащитно уронив руки на колени ладонями вверх. В купе находились еще двое - мать и дочка-старшеклассница. Они уже были заняты поглощением пищи, потихоньку, с умопромрачительными гримасами из желания не потревожить спящего, медленно выламывали куриные бедра из тушки...

Я сел рядом с Олегом и не стал его будить. И вдруг не выдержал и тихо сказал попутчицам:

- Запомните это лицо!

Попутчицы чуть не подавились: преступник?

- Это артист! Скоро он будет очень известным…

Когда я в недавние времена лежал в больнице в ожидании операции на сердце, Олег отмечал свой юбилей. Мой брат пришел к Олегу в театр поздравить его. Олег, узнав, что я в больнице, взял белый зонт и на его складке нарисовал забавную мордашку (чем-то напоминающую самого Олега) и поставил число «а ля Мюнхгаузен»: «32.02.2004». Этот зонт висел у меня в квартире в театральном уголке. А недели две назад, когда я говорил с братом по сотовому, зонт вдруг сорвался с проволоки.

- Юр, - говорю в трубку, - зонт Олега Янковского сорвался.

- Ну, сорвался, ну и что?..

- Ручка вот отломалась...

- Ну, такие зонты у нас делают...

Через неделю, когда Олега не стало, я напомнил ему этот разговор. Юрий хмуро возразил:

- Совпадение. И потом: все знали, что он болеет...

А в заключение хочу вернуться в 1978-й. Я тогда водил по столице друга Сашу, с которым за пять лет до этого служил в армии, и завел его на «Мосфильм». Зашли в один павильон: интерьер - век этак XVIII, кругом ампир и рококо, всякий антиквариат. В павильоне царил полумрак. А в укромном уголке тихонько так сидит тот самый Мюнхгаузен! Я его поначалу не заметил, зато он меня признал:

- Евгений! Экскурсию проводишь? - произнёс он своим неповторимым голосом - это был коктейль из тенора и баритона.

Мы немножко поговорили, друг пожал руку Артисту. А я был особенно рад тому, что Саша расскажет своей семье, как случайно пообщался с Янковским, мне было радостно, что я увидел Олега почти не изменившимся - он был все так же прекрасен, улыбчив и доброжелателен. Его Мюнхгаузен готовился произнести свою знаменитую фразу: «Улыбайтесь, господа!..».

Я невольно повторяю финалы репортажей об Олеге последних дней. Меня это поначалу коробило, но потом я понял: удел Артиста подарить миру какие-то очень важные слова, и Олегу это удалось...
Подготовила Елена Белая.