Собинской свалки хватит лет на 15

Не дождавшись от российских законодателей внятных действий по созданию системы обращения с отходами, компания УНР-17 использует собственные технологии и наработки для спасения экологии района.
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ВОПРОС
- Мусор – вопрос политический, – берет быка за рога Виктория Панфилова. Виктории Сергеевне на вид едва 30. У нее нежный овал лица с пастельными чертами, обрамленный легкими светло-русыми волосами, и фигурка, как у статуэтки легкого стана. В довершение образа плащик красного цвета по коленочку, который делает ее похожей на студентку. Однако стоит Виктории Сергеевне открыть рот, как к ней сразу же начинаешь относиться с полной серьезностью и, мало того, с глубокой сосредоточенностью.
Виктория Сергеевна Панфилова гендиректор ООО «УНР-17», несмотря на незначительность своего возраста, даст фору бывалому управленцу. Конечно, без удачи тут не обошлось: после окончания юридического факультета она попала во владимирскую компанию УНР-17, в которой собрался молодой амбициозный коллектив – такой, что брось идею – и она молнией озарит умы и выльется в технологию на грани гениальности. Несколько лет она отработала в УНР в должности начальника юридического отдела и отлично себя зарекомендовала. Поэтому, когда гендиректор свой пост оставил, руководить коллективом предложили ей. От лестного предложения отказываться было бы глупо.
- Как это – политический? – подпрыгивая на сиденье рабочей машины, стимулирую респондентку к развернутому высказыванию.
- После того как по Неаполю прокатилась волна мусорных бунтов, – Виктория Сергеевна отправляет собеседника к 2010 году, – вывоз мусора из социальной перерос в политическую проблему. Если воду отключат на два дня, пережить это как-то можно – из ключика налить, в магазине купить, а мусор два дня не вывозить – гора сразу же вырастет. Не вывезешь контейнеры перед выборами, кто пойдет голосовать и в каком настроении?
Моя услужливая память выстраивает новостной видеоряд: лето, Италия, город завален по колено. Но коммунальщики не торопятся, все равно везти отходы некуда. Единственная свалка открыта мэрией прямо у Везувия. Мусор преет под пленкой, людям нечем дышать, а у подножия мусорного вулкана мигранты выращивают капусту и огурцы. Мусорный коллапс…

ВХОДНОЙ КОНТРОЛЬ
Лесочек у въезда на собинскую свалку буквально нашпигован маслятами. Сопливые грибочки разрослись по периметру семьями штук по 15-20. На душе от этого радостно и спокойно: масленок – индикатор экологической безопасности, растет только на чистой земле.
- Мы подходим к входному контролю, – экскурсию для спешившегося корреспондента ведет гендиректор УНР-17. – Здесь у нас весы, – показывает она на шестиметровый навес с чуткой платформой, – и радиометрический контроль. Каждая пришедшая машина взвешивается и проверяется на радиационный фон. Если будет фонить, мы ее не впустим. Но пока инсинуаций не было. В случае эксцесса мы вызовем владимирскую фирму, которая проводит демеркуризацию – с ней у нас заключен договор.
- В области поднят шум, что из Москвы в регионы везут нефтешлам. А может «левая» машина выгрузить мусор на нашей свалке?
- Ни коим образом! Ни одна машина не пройдет без соответствующих документов. К тому же виды отходов на нашей свалке строго лимитированы. Мастер всегда связывается с офисом (Собинское представительство. – Н. К.) и происходит сверка, допустим: «Приходил ИП Иванов, заключил договор, принес документы, что взял отходы в магазине таком-то или на таком-то производстве». Предприниматель лично несет ответственность за ввозимый мусор. И если он заявил покрышки, а загрузил нефтешлам, понесет полную уголовную ответственность и будет убирать всю свалку. Меры жесткие, потому-то несанкционированных сбросов отходов у нас нет.
Специалисты квалифицируют нефтешламы – многокомпонентные физико-химические смеси, состоящие главным образом из нефтепродуктов, воды и минеральных добавок, – как отходы 2-го класса опасности. Всего классов четыре. Первый самый опасный.
- А опасны ли пищевые отходы? – интересуюсь у Виктории Сергеевны в уверенности, что один из основных видов отходов экосистеме не вредит.
- У них разная степень опасности. Их влияние на окружающую среду изучается в лаборатории. Так, например, от гниения яблок биоиндикаторы дафнии, простейшие ракообразные, умирают в большом количестве.
Дафний жалко, но жальче себя конкретно и других людей в частности. Гомо сапиенс – единственный вид на Земле, кто рубит сук, на котором сидит: один современник за свой век отрабатывает такое количество токсичных нечистот, что этого напалма хватит, чтобы отправить на тот свет небольшую деревню. На свалке же собраны отходы со всего района!
Словно прочитав мои мысли, Виктория Сергеевна переходит к вопросам экологической безопасности:
- У нас есть договор с владимирской фирмой, имеющей лицензию на проведение экологических анализов и экспертиз. Ежемесячно она приезжает на собинскую свалку в неплановом порядке. Берет пробы воды и воздуха, анализы с тела свалки и составляет докладную записку: «Здесь все хорошо, а тут нехорошо, нужно запастись грунтом и пересыпать, а там «ванна» засорилась». Для нас эти пробы очень важны – в любой момент УНР-17 может представить документы в контролирующие органы.
Подходим к самой нижней точке свалки. Окруженный озерным камышом водоемчик на треть затянут ряской. Вода в нем стоячая. Здесь экологи берут пробы.
- Это пруд-накопитель, – комментирует гендиректор, – в него собирается фильтрат. И если вдруг какие-то вредные вещества на свалку попадут, все отразится в воде. Замеры показывают, что анализы у нас хорошие. Однажды, правда, напугали: «Испортились ваши анализы». Стали искать причину, оказалось, что на ручье, что течет в пруд, построили плотину бобры.

ТЕЛО СВАЛКИ
Мимо будки входного контроля, мимо ремонтной базы на «Логане» гендиректора по бетонированной дороге едем к самому сердцу мусорных развалов. Раньше бетонки не было (ее сделали почти сразу же, как компания УНР-17 выиграла муниципальный конкурс на долгосрочную аренду свалки), зато был запах. Воняло сильно, особенно в жару летом. Окошко открыть было невозможно – в квартиру вползало гнилостное зловоние. «Переборская свалка горит», – говорили старожилы. С приходом УНР технология захоронения мусора полностью изменилась.
- До нас мусор привозили и выжигали, – говорит Виктория Сергеевна, – внизу зола, в атмосферном воздухе ужас дикий. Сейчас мусор складируется. Мы практикуем раздельное захоронение видов мусора: по технологическому регламенту на промотходы насыпается больше грунта, на ТБО – меньше. Ветки деревьев тоже складываем в отдельную кучу. Для их утилизации приобрели передвижную дробилку. Кроме здешнего объекта, агрегат обслуживает свалки Камешковского, Суздальского, Ковровского района и Владимира. Поэтому стоимость утилизации веток такая же, как и других отходов. А вообще вся свалка разделена на восемь карт–секторов, которые заполняются отходами поэтапно. Видите, – показывает на территорию, заросшую травой, – на той карте мы временно закончили. Сейчас трамбуем мусор на смежном секторе Кировцем с шипами.
Оранжевый самосвал с надписью белыми буквами «УНР-17» тормозит на разгрузочной площадке. К кабине водителя подходит мастер. Некоторое время мужчины общаются, а потом КамАЗ устремляется вглубь карты, где его встречают специалисты, контролирующие разгрузку.
- А что это за столбы понатыканы? – показываю на оранжевые трубки выше человеческого роста, торчащие вертикально.
- Это вентиляционные трубы. Через них выходит метан. Год назад мы осуществили бурение свалки. Ведь внутри мусорного «слоеного пирога» происходят определенные процессы, в результате чего вырабатывается и скапливается метан. Трубы же вытягивают газ с тела свалки, сводя к минимуму возможность внутреннего возгорания свалки.
- Что, вообще свалка у нас теперь не горит?
- Видите, на пожарном щитке закреплены брандспойты? Мы летом, в самую жару, карты проливаем. Возгораний у нас не бывает, – ответ гендиректора категоричен.

ИДЕАЛИСТКИ
- Если мы хотим сохранить природу, должны приходить к селективному разбору, – новаторское для большинства для Виктории Панфиловой очевидно: опыт работы УНР-17, которым гендиректор делилась на Всероссийском совещании «Формирование отходоперерабатывающей индустрии в РФ: состояние, проблемы, правовое регулирование», принят в копилку Комитета по обороне и безопасности Совета Федерации.
- В Европе давно просчитали, – объясняет Виктория Сергеевна, – что прошедшие селективный разбор твердые бытовые отходы можно сжигать без ущерба для экологии. Проблемы безопасности на их мусоросжигающих предприятиях решены полностью – современное оборудование позволяет целиком очистить выделяемый при сгорании газ от недопустимой концентрации вредных примесей.
- Ну, Европу не догнать…
- Почему же! Мы тоже на собинской свалке вручную, бригадами, сортировали отходы. Проблема в том, что мы ограничены в отборах, потому что рынок сбыта вторсырья сложен. К примеру, на свалку привозят много шин, а предприятие по их переработке во Владимирской области закрылось; приходится везти в Нижний Новгород и Тулу, что затратно. Бумажное сырье два года назад стоило восемь рублей за кило, а сегодня два пятнадцать. Получается, что наши затраты по сортировке, транспортировке и прессовке несоразмерны с выручкой. Как юрист скажу ответственно: нет в России системы обращения с отходами!
- Означает ли это отказ от активности в направлении сортировки?
- Мы готовы идти к раздельному сбору, – возвышает гендиректор голос с напором на «готовы», – готово ли государство? У УНР-17 во Владимире есть своя сортировочная станция. Это огромный завод, где мусор на конвейерной ленте разбирается на фракции. Процент отбора высокий – 20-25%. Там условия для переработки мусора созданы, а здесь?
- А что здесь? – подливаю масла в огонь.
- Так вопрос с компенсацией затрат не решен! За чей счет решать проблему утилизации? Тарифы поднять? Муниципалитет вряд ли на это пойдет, хотя, по совести, тариф на мусор дешев и ни в какое сравнение с коммунальными тарифами не идет.
- А существует ли какая-то приемлемая схема решения вопроса?
- В хорошем будем равняться на Европу. На мой взгляд, идеальная схема такова: муниципалитет должен разыграть контракт на право вывоза мусора с территории муниципального образования. Но долгосрочный, на 5-10 лет, чтобы можно было закупить под проект современную технику и рассчитывать, что тебя завтра с этого бизнеса не выгонят. При этом муниципалитет должен обеспечивать 100-процентную оплату услуги.
- Каким образом?
- Введением налога на чистоту! Или эконалогом, как хотите называйте, как в Швеции, Финляндии, Швейцарии. Вопрос пятидесяти рублей в месяц с человека. Собирая налог, администрация могла бы выбирать организацию, которая заявится на деньги налогоплательщиков, а с предприятия (коль заявился) спрашивать по всей строгости. Вот тогда был бы идеальный порядок!
…Я тоже хочу, чтобы мой район был чистым и безопасным. Я согласна не съесть бутерброд с колбасой и его стоимость отдать муниципалитету как эконалог. Вопрос в том, будут ли мои сограждане любезны оторвать от своего рта толику пищи в обмен на чистый воздух, незараженную землю и вкусную воду из ручья?